Ник последовал ее приказанию, подозревая в душе, что она не так рассержена, как хочет показать. Ведь пригласила же она его все-таки на ужин!
– Садитесь! – велела Холли, когда они вошли в кухню. Ник послушно сел, а Холли повернулась к плите и в сердцах шмякнула мясо на сковороду.
– Как соблазнительно пахнет! – осмелился произнести Ник, когда запах жарящегося бифштекса разнесся по кухне.
– Не ждите ничего особенного, – отрезала Холли. – Это будут всего-навсего сандвичи.
– И прекрасно. Почему бы мне, пока вы стряпаете, не надеть на Санни новый кожаный ошейник с биркой?
Холли молча протянула ему оба требуемых предмета. Справившись с работой, Ник счел за лучшее ни о чем не расспрашивать, пока они не усядутся за накрытый стол. Он бы никогда прежде не поверил, что ему может нравиться сердитая женщина, но в нахмуренном лице Холли и упрямо вздернутом подбородке было что-то необычайно привлекательное.
Они оба принялись за еду, и Ник решил, что подходящий момент настал.
– А что там было с Чемберсом? Почему он так обозлился на Санни?
– Это длинная история. Двумя словами не отделаться, – не глядя на Ника, ответила Холли.
– Тем не менее расскажите, – попросил он.
Он полагал, что она не согласится, но, помедлив секунду, Холли заговорила. Сначала она нехотя цедила слова, но постепенно увлеклась рассказом, расслабилась и успокоилась. Вскоре перед Ником предстала полная картина происшедшего, начиная с того, как Холли выпустила Санни из заточения, и кончая той минутой, когда негодующий Чемберс умчался прочь, а Холли снова засадила Санни в клетку, где пес и заснул.
– Хотел бы я видеть этот спектакль собственными глазами, – отсмеявшись, сказал Ник, когда Холли замолчала. – Сдается мне, я ни разу в жизни не видел депутата Колби без зонтика. Он всегда напоминал мне пингвина.
– И в самом деле, точь-в-точь пингвин, – хихикнула Холли.
– Недаром Санни так увлекся этой игрой, – продолжал Ник. – Ведь, если не ошибаюсь, ритриверов используют как раз в охоте на птиц.
Радуясь тому, что между ним и Холли восстановлен мир, он взглянул на Санни, пушистым желтым ковриком разлегшегося у его ног. – Ты ведь, парень, хотел просто поиграть, правда?
С лица Холли сползла улыбка.
– Это серьезный вопрос. Санни взят для того, чтобы помогать мне работать в приюте, а значит, он должен понимать, когда можно играть, а когда нет. Завтра мы с ним едем к тренеру – учиться, как себя вести. Нельзя допускать, чтобы он выхватывал вещи из рук обитателей приюта и убегал с ними, полагая, что это всем приятно.
Ник в знак согласия кивнул головой. Его глаза сияли от восхищения. Стоило Холли заговорить о приютских делах, как ее лицо принимало серьезное выражение, чрезвычайно импонировавшее Нику. Он никогда не встречал человека, который так болел бы за свою работу.
– Насколько я могу судить по своим впечатлениям, приютские старики, даже сидя в инвалидных колясках, заставят Санни побегать, – сказал он и снова обратил взор к собаке. – Но ты, дружище, будешь этому только рад, не так ли? По натуре-то ты настоящий комик.
Санни, довольный, зевнул во всю пасть.
– Да, Санни комик, это точно, но с депутатом Колби он зря связался, время для этого совсем неподходящее, – грустно сказала Холли. Ник был благодарным слушателем, и незаметно для себя Холли рассказала ему все о планах Чемберса сорвать строительную программу приюта.
По мере того как она вводила его во все обстоятельства этого запутанного дела, Ник все более мрачнел. Ему претило, что кто-то хочет нажиться за счет старых людей, но более всего огорчало, что это грозит усложнить жизнь Холли.
– Я часто видел Колби Чемберса, когда работал в другом банке, – сказал Ник, – хотя обслуживал его другой сотрудник. Он участвует во многих финансовых операциях, и, по слухам, ему палец в рот не клади.
– Мне он всегда был неприятен, – фыркнула Холли. – Я его узнала во время последних выборов, когда он приезжал в приют, весь – сплошная улыбка, пустобрех ужасный, а его многочисленные интервью газете «Алленбург уикли кроникл» показались мне глупыми. По-моему, он ничего собой не представляет.
– Очень возможно, – нахмурился Ник, – но недооценивать его было бы ошибкой. В течение многих лет его избирают членом муниципального совета, а значит, он отлично знает, что надо говорить, чтобы понравиться большинству граждан нашего города.
Брови у Ника были намного темнее волос, и, когда он их в задумчивости сдвигал, лицо его почему-то становилось значительнее. Поймав себя на том, что рассматривает его, Холли вскочила и принялась убирать со стола.
– Хватит об этом старом ворчуне, слишком много чести. Я и так задержала вас своей болтовней. Вам, наверное, пора возвращаться на праздник пожарных, а то Хуанита решит, что вас похитили.
– Похитила прелестная женщина.
– О да, конечно, прелестная женщина с сумасшедшей собакой.
И Холли засмеялась, но довольным смехом, и Ник понял, что его комплимент достиг цели. Гордый собой, Ник подумал, что обычная светская лесть, которой он, тужась изо всех сил, пытался потчевать Холли, ему никогда не удавалась, а сейчас похвала ее внешности с обезоруживающей легкостью сама собой слетела с языка. И вдруг он почувствовал, что вот-вот не выдержит и расхохочется: что бы сказала Холли, если бы узнала, что Хуанита всего-навсего его сотрудница, с которой он любит поболтать? Нику даже не пришлось просить Хуаниту пойти с ним на праздник: зная, что он хочет произвести на Холли определенное впечатление, она сама вызвалась сопровождать его. Он вспомнил, как она взбила свои черные волосы и сказала: «Сначала рыжая, потом блондинка, сейчас непременно должна быть брюнетка».
Холли тоже была брюнеткой, но на этом сходство заканчивалось. Смуглая красота Хуаниты была очень яркой. Знойная женщина, что и говорить, а внешность Холли навевала мысли о солнечном сиянии и свежем воздухе. Глаза ее ярко сверкали, а рот… Ник уставился на ее рот, особенно на нижнюю губу, чуть полноватую и оттого весьма соблазнительную. Глаза Холли слегка расширились. Неужели она догадалась по его взгляду, что он думает о том, как приятно было бы прижаться сейчас губами к этому рту?
Санни залаял и вывел Ника из мечтательности.
– Это сигнал мне, – сказал Ник, поднимаясь со стула. – Пора выполнить вторую часть нашего договора. Где лопата?
К этому времени жаркий день успел смениться влажным вечером. Увидев яму, которую выкопал Санни, Ник аж присвистнул. Она имела не менее трех футов в поперечнике и около двух футов в самом глубоком месте, как раз у края изгороди. Складывалось впечатление, что Санни начал свои землеройные работы, не имея в виду определенной цели, но потом сообразил, что может таким образом вырваться на волю.
