Надежда помолчала, как будто приходила в себя от такого неожиданного подарка, а потом произнесла, все еще колеблясь:
— Сонь, ну спасибо тебе… Ты не сомневайся, я все тебе верну.
— Давай пока не будем об этом говорить.
— Слушай, приезжай ко мне в гости! Я как раз жду Веру с Маргошей. Приезжай, а? Посидим, выпьем, как в старые добрые времена. А то у всех дела, дела… Никого не соберешь.
Соня достала из сумки несколько упаковок с таблетками. Журнальный столик покрывал слой пыли. Она отыскала тряпку и не спеша тщательно вытерла стеклянную столешницу. Потом вдруг что-то вспомнила и стала набирать телефонный номер.
— Надь… привет… Я тебя не отвлекаю?
— О, Сонечка, привет! — воскликнула Надежда. — Ты куда пропала? Не звонишь, не появляешься…
— Да знаешь, некогда. Все дела семейные, — уклончиво ответила Соня. — Надь, я вот что звоню… Скажи мне, как у тебя с усыновлением?
— Да никак, — упавшим голосом произнесла Надя.
— То есть все по-прежнему упирается в деньги?
— Ну конечно… сама ведь знаешь… Деньги есть — Иван Петрович, денег нет — дерьмо и сволочь…
Для Надежды это была больная тема. Вот уже года два или три она пыталась усыновить грудничка, но у нее ничего не получалось. Собственно, ей сразу назвали сумму — пять тысяч долларов. Если она, конечно, хочет иметь здорового ребенка. Больного — хоть сейчас, и бесплатно. Ритуля сказала тогда, что это еще по-божески, она, мол, слышала, что берут и десять, и пятнадцать. Пять — куда ни шло. И Надя копила деньги. Та же Ритуля, правда, говорила ей, что можно взять ребенка и постарше, и вообще зачем ей, Надежде, младенец при ее-то занятости. Она просто не представляет себе, что такое грудничок и сколько с ним хлопот. Но Надежда не слушала. Она копила и ждала своего часа.
— Надь, не огорчайся, я дам тебе денег, — сказала Соня.
Надя даже растерялась.
— О-ой, Сонечка, ну зачем?.. Тебе что, деньги девать некуда? У тебя же кредит.
— Ну и что. Тебе сейчас деньги нужнее. У меня осталось сто тысяч от ипотечного взноса. Они твои.
— Сонь, но мне не надо так много. У меня есть накопления. Хватит и пятидесяти, я добавлю… Нет, вообще это ни к чему.
— Сама подумай, тебе нужно будет содержать ребенка, кормить, одевать… Если ты отдашь все до копейки за усыновление, на что потом будешь жить? В общем, бери и не выпендривайся.
Надежда помолчала, как будто приходила в себя от такого неожиданного подарка, а потом произнесла, все еще колеблясь:
— Сонь, ну спасибо тебе… Ты не сомневайся, я все тебе верну.
— Давай пока не будем об этом говорить.
— Слушай, приезжай ко мне в гости! Я как раз жду Веру с Маргошей. Приезжай, а? Посидим, выпьем, как в старые добрые времена. А то у всех дела, дела… Никого не соберешь.
— Нет, Надюш, не сегодня. Не обижайся, ладно? — сказала Соня и быстро попрощалась.
Положив трубку, она быстро написала записку — что-то вроде изъявления последней воли — и начала вытряхивать из упаковок алюминиевые блистеры с таблетками.
Возможно, этот благородный поступок по отношению к подруге зачтется ей «там». Хотя «там», говорят, не жалуют тех, кто добровольно ушел из жизни. Но Соня чувствовала, что, как бы худо не пришлось ей в ином мире, хуже, чем здесь и теперь, быть уже не может. И дело заключалось вовсе не в том, что ей уже тридцать два, Демин ее не любит и у нее нет ни настоящей семьи, ни детей, а в том, что ей просто уже ничего не хочется. И больше всего не хочется, чтобы было тридцать три.
Сейчас она недоумевала, почему не сделала это еще пять лет назад, когда узнала, что Андрей Вершинин — такой же предатель и лжец, как и все остальные мужики. По сравнению с ним Демин просто ангел. Он хоть никогда ей не врал и не прикидывался хорошим. Тогда Соня тоже переживала и не хотела жить, но она справилась, потому что ей было двадцать семь и казалось, что вся жизнь впереди. Она молода и красива, и мужиков у нее еще будет, как грязи…
Соня сидела на диване и сосредоточенно выдавливала таблетки из блистеров на стол, когда раздался звонок в дверь. Она решила не открывать. Ей не до визитов, и вообще некогда. Но звонок все звонил и звонил, и это действовало ей на нервы. Ну что за люди! Помереть спокойно не дадут. Она подошла к двери, посмотрела в глазок и увидела озабоченное лицо Марго, которая решительно давила на кнопку звонка. За ней на площадке маячили Надежда и долговязая Верочка. Соня поняла, что если она им не откроет, то они снесут дверь. Запросто. Марго уж точно снесет.
— Привет, Сонь, — сказала Ритуля, когда она отворила дверь.
— Вы же должны быть у Надежды.
— Ну должны. Вот к тебе решили зайти. Ты как будто не рада?
— Рада — не то слово. Просто счастлива.
— Так, может, мы войдем? Полгода не виделись, а ты нас на пороге держишь. Совсем одичала, мать.
— Ко мне нельзя. И вообще, мне некогда… я сейчас ухожу…
— Далеко уходишь? — осведомилась настырная Ритуля.
— Какая разница?
Марго решительно отстранила Соню и прошла в квартиру. Увидев на столе бутылку мартини, горку таблеток и валявшиеся на полу пустые упаковки, она одарила подругу грозным взглядом, сгребла таблетки со стола, отнесла в туалет и высыпала в унитаз.
— Ну и что ты удумала, Анна Каренина? — строго спросила она затем.
— Анна Каренина бросилась под поезд, — совершенно искренне поправила ее Верочка, как будто подруга отвечала урок по литературе.
— Боже мой! Да какая разница! Багрицкая! Ты меня слышишь или нет?!
— Слышу. Не ори.
Соня с отрешенным видом сидела на диване, закинув ногу на ногу, и это почему-то ужасно раздражало Марго.
— Хорошо Надька сразу спохватилась! Когда ты ей позвонила, поняла, что у тебя с головой совсем худо. Ну ладно, тебе на себя наплевать, но ты бы хоть, подлюка, о родителях подумала!
— Ритуль, давай без нотаций, ладно?
Марго задохнулась от возмущения, не сумев подобрать более или менее цензурные слова, чтобы ответить Соне. На выручку пришла Надежда. Она села рядом с Соней, давая понять, что нисколько ее не осуждает, обняла подругу за плечи и сказала примирительно:
— Девочки, ну, что вы, в самом деле? Все ведь хорошо. Все живы, здоровы… Давайте лучше выпьем. Рит, принеси тару. Сонь, где у тебя бокалы под вино?
И они, усевшись на диване, стали пить мартини.
— Значит, так, — объявила Марго. — Завтра мы все едем на турбазу к Обскому морю. На две недели.
— Я не поеду ни на какую базу, — мрачно сказала Соня. — Тем более на две недели. Терпеть не могу дикий отдых.
— Ну, во-первых, не такой уж и дикий. Там домик с двумя комнатами и кухней. Сегодня я как раз собиралась по этому поводу тебе позвонить. Во-вторых, тебя никто не спрашивает. И в-третьих, мы все равно тебя одну в таком состоянии не оставим. Так что давай собирайся. Тебе помочь?
