Ее глаз подмечал особенности моды и поведения, какие ей предстояло копировать: манеру сдвигать шляпу, расположение складок плаща, угол наклона рапиры, интонации голосов. Это занятие увлекло ее, и на вошедшего где-то в это время человека она почти не обратила внимания, хотя, услышав у стойки его хрипловатый голос, почти все посетители обернулись или покосились на него.
У него было острое и узкое лицо: про таких говорят, что у них — один профиль. Очень смуглое и подвижное, это лицо можно было бы назвать красивым, если бы не выражение скучающего хищника на нем. Человеку было не более тридцати пяти, но в длинных, разметавшихся по плечам черных волосах уже сквозила седина. Невысокий, худощавый и длиннорукий, он вошел в зал, как хозяин, и бармен, оставив прочих посетителей, тут же бросился к нему. Человек потребовал пива, и, смочив губы, быстрыми глазами принялся обшаривать зал. В его голосе чувствовался легкий хмель, а движения были нарочито развязны. Те, кто находился на его пути, постарались, не теряя достоинства, будто бы небрежно, отойти в сторонку. Никто старался не смотреть в его направлении слишком пристально. Удостоив его равнодушным взглядом, Мария вновь перевела взгляд на дверь.
— Мне нравится это место, — сказал тот человек, останавливаясь перед столиком Марии. — Тебя не учили, мальчик, уступать место мужчинам?
Неожиданность и страх лишили ее языка лишь на очень короткое время. Место, разумеется, только предлог. Этот человек искал развлечения. Зал затих. С напряженным вниманием посетители и бармен наблюдали за игрой бретера Гримсбери с неизвестным подростком, очевидно, готовившимся принять боевое крещение в действиях при Рамо-Вэлли.
— Меня учили, — отчеканила Мария, — что мальчик, уступающий место кому бы то ни было, если только это не женщина, никогда не станет мужчиной.
Может быть, это вскипела в ней кровь буйного клана. Подобный ответ неизменно снискал бы ей аплодисменты, если бы Гримсбери не обвел зал налитыми кровью глазами. Одобрительные усмешки попрятались, как мыши в норы. Ответ был достойный, но чрезвычайно рискованный — Гримсбери был в таком состоянии, когда просто необходимо подраться.
— Я сказал — убирайся!
— Я пришел сюда первым, — ответила Мария.
С молниеносной быстротой Гримсбери, выбросив вперед руку, толкнул ее в плечо. Девушка отлетела к стене, стукнулась о нее спиной и сползла вниз. Хрупкость Драммондов, однако, обманчива. Немного оглушенная, она поднялась, и ее пылающие глаза вновь не опустились перед голубым льдом глаз Гримсбери. При попытке восстановить равновесие, ее рука нечаянно — и все, разумеется, видели, что это было нечаянно — задела эфес шпаги, висевшей на ее поясе.
— Ага! — вскричал Гримсбери. — Если у тебя есть смелость носить оружие, ты не должен бояться его обнажать.
— Гримсбери… — кто-то набрался смелости урезонить буяна. — Он же еще ребенок.
— Тайсы не будут спрашивать, сколько ему лет. Он явился на битву. У него на поясе добрая сталь. Почему же я должен оказать снисхождение его нежному возрасту? Впрочем, я его не убью. Несколько шрамов на этом смазливом личике придадут ему мужественной красоты.
— Может быть, ты и моему лицу захочешь добавить мужественности?
Гримсбери резко обернулся. Взгляды всех присутствующих обратились к двери, откуда появился вновь вошедший. Мария, перепуганная до полусмерти, чего, однако, нельзя было сказать по ее внешнему виду, радостно и немного растерянно посмотрела туда, откуда пришло спасение. Голос уже давно был ей знаком, но, увидев человека, она на секунду усомнилась, тот ли он, кого она знала.
Говоря о своем лице, он снял шляпу и теперь держал ее в руке. Он стал дорог ей еще тогда, когда был всего лишь голосом в темноте. Потом она узнала веселого, доброго, отважного человека. Любила таким, каким знала. Вечно взъерошенного, перепачканного, запыхавшегося, подпаленного, оборванного. Ей и в голову не приходило, что Рэм Конахан хорош собой.
Оставив ее отдыхать, он, очевидно, отправился приводить себя в порядок. Распахнутый воротник новой белоснежной шелковой сорочки открывал сильную загорелую шею, широкие рукава стекали к затянутым в черные перчатки кистям рук. В его гордом лице, что и говорить, мужественной красоты было ни убавить, ни прибавить. Сам дух рода Конаханов не мог бы выглядеть более внушительно. Он был сероглаз, как и все представители его клана, с коротким прямым носом, резкой линией губ, великолепно очерченными скулами и подбородком, недостаточно массивным, чтобы изуродовать его, но, совершенно очевидно, способным выдержать прямой удар в челюсть хорошим кулаком. В свете факелов чистые, тщательно причесанные кудри его сияли золотом. Длинный шерстяной плащ, наброшенный на левое плечо, окутывал его до самых шпор. Ботфорты были тщательно начищены, а левый край плаща совершенно недвусмысленно приподымался.
Это уже была не жертва. Это был опасный противник, и Гримсбери, осознав это, произнес:
— У меня ссора не с тобой.
— Разумеется, — Рэм неторопливо шагнул вперед. — Я-то не подросток.
Гримсбери вздрогнул от хлесткого смысла этих слов. Он был, как пощечина. Ну что ж. Тем лучше. Мальчишка был забавой, так, от скуки. Гримсбери любил опасные забавы.
— Я опозорю свою шпагу, если буду драться с кем попало, — бросил он, стараясь сровняться в оскорблениях.
— Я тоже тебя не знаю, — парировал Рэм.
— Гримсбери из Рамо-Вэлли!
— Конахан из Крисборо.
Кто-то в дальнем углу протяжно свистнул. Мало кто из дворян не слыхал об истребленном клане и об одиноком крисборском волке.
— Ну что ж, — сказал Гримсбери. — Тогда начнем с тебя.
Пугающе привычными жестами мужчины сбросили плащи. За ними полетели на стулья узкие камзолы.
— Мики, уходи! — коротко бросил Рэм в сторону Марии.
— Он верно говорит, — заметил пожилой помещик, присаживаясь за столик Марии. — Уходи, пока Гримсбери о тебе не вспомнил. Эй, два к одному — на Гримсбери!..
Мальчики-слуги торопливо и привычно растащили в стороны от одной из стен столы и стулья. Там, где изо дня в день собирается множество вооруженных бездельников, непременно кто-нибудь кому-нибудь отдавит любимую мозоль. Дуэли были обычным делом. Завсегдатаи, превратившиеся в зрителей, обступили сцену. В толпе наперебой заключались пари.
— Ставки в пользу Гримсбери? — спросила Мария своего соседа.
Тот кивнул.
— Может, этот рыжий парень так же хорош драться, как задираться, — сказал он. — Я его не знаю. А Гримсбери — буян известный. Вообще-то, давно бы надо схватить его за руку, да только самоубийц не находилось. Твой приятель, однако, умеет себя вести. Посмотрим, чего стоит его нахальство.
