«Мужчина – это дуб, – объясняли наставницы. – Он силён, но неподатлив, а потому в его силе кроется его же хрупкость. А женщина – это вишня. Вишнёвое деревце можно согнуть почти до земли, не сломав, но стоит его отпустить – и оно выпрямится, как ни в чём не бывало».
А может быть, так получалось оттого, что Лалада в большей степени покровительствовала женщинам, и её сила действовала на них мягче… Точного ответа жрицы на самом деле не знали, ибо невозможно смертному разуму постичь природу богов и её проявления до конца. Как бы то ни было, у самих жриц, постоянно пребывавших в местах силы, никаких изменений естества не наблюдалось.
Урожай с огородов был собран, мёд выкачан из колод – девы Лалады приготовились к новому земледельческому кругу, которых в вечном живительном тепле Тихой Рощи проходило три в год, а не один, как повсеместно. В пищу жрицы употребляли только овощи, хлеб и изредка – молоко и коровье масло. Спустившись с дерева на землю, Вукмира направилась в трапезную, где по мискам раскладывали кашу. Кусочки масла таяли, растекаясь золотистыми лужицами, а глава общины, Иелика, произнесла благословение:
– Милостью Лалады, примем сию пищу для поддержания наших сил.
Никто не знал точного числа прожитых ею лет; сама она считала себя родившейся в день начала своей службы, предшествующие этому годы относя к другой жизни. Всего её жреческий путь насчитывал сто десять лет, и шестьдесят из них она возглавляла общину Дом-дерева. Дева, которой солнце вплело в волосы ромашковое золото – такой она предстала перед Вукмирой в судьбоносный день, когда из тумана небытия высветилась солнечным лучом её жизненная тропа.
К каше были поданы овощи и свежая зелень, а также пророщенные зёрна пшеницы с мёдом. Снаружи над Тихой Рощей простёрся зловещий покров мрака, но в трапезной по-прежнему обитал свет и мир: матушка Иелика своим присутствием была способна разогнать любую тьму, ужас и холод. Её сияющая, по-девичьи гибкая фигура во главе стола ясным светочем озаряла души дев и вселяла в них надежду на добрый исход. Во время принятия пищи, по обычаю, не обсуждались никакие дела, и рты жриц были заняты исключительно едой, но каждую волновало и заботило одно и то же – мертвенная завеса тьмы, скрывшая от всех небо и солнце.
Наконец трапеза завершилась, ученицы убрали со столов, и медовыми бубенцами зазвенел голос Иелики, успокаивая напряжённые нервы и очищая пространство от крупиц страха и тревоги:
– Сёстры, я слышу мысли каждой из вас, и сегодня они как никогда едины. Недобрые настали времена… Угроза надвинулась на нас с запада, а коренится она в другом мире – в Нави. Идёт война на нашу землю семимильными шагами. Скоро придётся дочерям Лалады сомкнуть ряды и дать врагу отпор оружием, но и мы должны внести свой вклад в победу. Мы попытаемся рассеять этот удушающий мрак, что навис над землёй, и свет Лалады поможет нам в этом. Пусть каждая из вас мысленно позовёт сестёр из других общин, чтобы нам соединить наши усилия и нанести удар одновременно. В этом надобно принять участие как можно большему числу дев Лалады! Чем больше нас, тем сильнее наше противодействие вражеской тьме.
Сорок старших дев во главе с Иеликой поднялись на Ладонь – развилку могучих ветвей Дом-дерева, на которой была устроена площадка для обрядов; прочие заняли места у подножия, окружив огромный ствол. Несколько мгновений погружения в безмятежный свет – и их дыхание, сердцебиение и мысли пришли в полную единовременность. Вукмира растворилась в этом всеобщем единении, перестав чувствовать себя отдельно от остальных – она была частью одного общего разума и тела, пронизанного поющими золотыми жилами силы Лалады. Жрицы всех возрастов и ступеней мастерства, а также молодые ученицы закрыли глаза, и из Тихой Рощи полетели над Белогорской землёй янтарные плети света. Стремительно удлиняющимися ростками раскинулись лучи зова, сцепляясь между собой усиками-завитками и образуя завораживающий, живой и дышащий узор. От сердца к сердцу, от души к душе перекидывались тонкие мосты, по которым, как по струнам, звенел тревожный призыв:
«Всем сёстрам! Единение, всеобщее полное единение!»
На других концах Белогорской земли жрицы, заслышав зов, немедленно оставляли все свои дела и вливались в общую сеть новыми частичками, дышавшими и двигавшимися в совершенном единообразии. Сотни сердец бились как одно огромное сердце, сотни голов очищались от мыслей, дабы воспринять приказ, реявший в пространстве грозной светлокрылой птицей.
«Всем девам долженствует слиться в едином усилии, воеже [17] светом Лалады прогнать тьму и очистить небо от туч смоляных! На счёт три – луч! Раз… Два… Три!»
Сеть замерцала, наполнилась светом, от окраин стекавшимся к Дом-дереву и собиравшимся на Ладони в яркое облако. Огромные ветви-пальцы окружали его собой, словно бережно сжимая. Дерево казалось рукой, приготовившейся метнуть в небо сгусток сияющей золотой силы… Из середины Ладони в тучи ударил мощный луч, вонзившись в мохнатое и мрачное небесное брюхо ослепительным клинком. Лишь бубенцовый звон наполнял уши дев, и затерявшаяся среди них Вукмира слышала то же самое. Она была клеткой в теле, выполнявшей свой долг, мышечным волоконцем, каплей в море, песчинкой на берегу, вишенкой на дереве.
Тучи дрогнули и начали съёживаться, раздвигаясь. Показалась ясная голубая область – кусок чистого неба, и в открывшихся глазах дев одновременно отразилась радость. Тихая Роща озарилась светом дня, превратившись в яркий островок среди моря мрака. Прореха в тучах ширилась, и множество белогорских жительниц в этот миг задрали головы к небу в немом потрясении и смотрели, будто заворожённые, на это ошеломительное чудо.
Увы, оно было недолгим. Тугая волна радости и торжества отсоединила Вукмиру от объединяющей сети, и уже своими собственными глазами она в леденящем оцепенении наблюдала, как тучи закрутились в исполинскую воронку и плюнули вниз тьмой… Те, кто понял опасность и успел вернуть себе своё «я», оторвались от своих световых пуповин, а замешкавшиеся девы получили ответный удар с неба чёрной ветвистой молнией. Светлое окно сомкнулось, будто огромный рот, произносящий звук «о», и на земле вновь воцарился мрак.
Вукмира стояла на Ладони невредимая, но много дев вокруг неё упали на площадку как подкошенные. Уцелевшие жрицы бросились к источнику, чтобы набрать живительной воды из Тиши и отпоить сестёр; Вукмира же оставалась окаменевшей от скорби: спасти пострадавших было нельзя, и это знание ложилось на её сердце гранитной плитой. Поискав глазами Иелику, она увидела её лежащей в объятиях двух учениц. Ещё недавно сиявшее немеркнущей юностью лицо покрылось сетью морщин, кожа на шее повисла дряблыми старческими складками, ромашковый плащ волос будто схватился изморозью, и только устремлённые в небо глаза, полные пронзительного прощального страдания, оставались ясными и молодыми.
