«Маленькие дети». Ей было больно слышать эти слова. К горлу подкатил комок.
— Не знаю, Диллон, — спокойно сказала она, рассчитывая положить конец разговору. Для нее больше не имело значения, кем он хотел ее видеть: любовницей или женой. Она не хотела быть первой и не могла быть второй. — Это место, похоже, как нельзя лучше подходит для победительницы в конкурсе на лучший яблочный пирог. Тебе стоит еще раз повнимательнее присмотреться к женщинам, которых ты отверг. — Сейчас она лишь хотела, чтобы ее голос не задрожал.
— Джесси! — Диллон убрал волосы, упавшие ей на лицо. — Ты меня не слушаешь. Я не сказал, что от жены требуется умение готовить.
— Кому-то все же придется кормить детей.
— Женщина должна удовлетворять моим основным требованиям, и только тогда у нас могут быть дети.
— Я уверена, Диллон, что когда-нибудь ты встретишь такую женщину.
— А если я этой женщине не понравлюсь?
— Об этом можешь не беспокоиться.
— Приятно слышать. — Он провел рукой по ее волосам, снова убирая их с ее лица. — Мне нравится смотреть, как твои глаза меняют цвет. В них отражается твое настроение или свет?
Она отстранилась и тряхнула головой, чтобы волосы снова упали ей на лицо и скрыли ее от пристального взгляда.
— И то и другое, наверное.
— И этот блеск. — Он осторожно провел пальцами по ее щекам. — На всех твоих фотографиях, а я видел их немало за эти годы, они так не блестят.
— Грим. Ресницы красят… — Она не сразу смогла закончить фразу. Он вновь коснулся ее лица.
— А сегодня ты без грима? — Он коснулся ее губ. — Сегодня ты не пользовалась косметикой?
— Да, сегодня утром я немного торопилась. — Одной мысли о Флоренс было почти достаточно, чтобы залить огонь, который разжег в ней Диллон. Почти, но не совсем.
— Мне это нравится. — Он провел большими пальцами по ее длинным черным бровям. — Ты прекрасна, Джесси!
— Моя красота никому не нужна.
— Нет. Ты очень красива. — Диллон дотронулся до ее щеки. — Ты очень добрая и нежная. Ты из тех женщин, одного взгляда на которых достаточно, чтобы мужчину охватила страсть.
— Диллон! — В ее голосе прозвучало предостережение.
— Я не сделаю никаких попыток. Я пообещал и не нарушу своего слова. — Он немного отодвинулся и, подняв руки, потянулся. — Боже, как я устал. А ты не устала? Ни тебе, ни мне вчера не удалось как следует поспать.
— Да, есть немного. — Она была очень возбуждена, и спать ей совсем не хотелось. Но признаваться в этом она не собиралась.
— Мы уехали далеко от города, и нет причин спешить назад. — Он убрал руку с плеча, провел по волосам и намотал концы волос на палец. — Ты не могла бы сделать мне одолжение?
— Какое?
— Перед тем, как ехать назад, я хотел бы вздремнуть. Наверху есть кровать. Она старая и скрипучая, но вполне удобная. И я подумал…
— Конечно! — перебила его Джесси, облегченно вздохнув. — Иди ложись. А я устроюсь здесь на кушетке.
Он широко улыбнулся и покачал головой.
— Нет, я хотел попросить тебя не об этом.
— А что?
Его низкий голос зазвучал вкрадчиво:
— Если я пообещаю, что буду спать, а не приставать к тебе, ты ляжешь со мной? Просто, чтобы составить мне компанию?
Борясь с искушением согласиться, Джесси вскочила.
— Если это начало, то не слишком тонкое. — Она вложила в эту фразу все негодование, которое только смогла в себе найти.
— Это не начало. Просто я не хочу спать один.
Она попробовала представить, как будет лежать рядом с ним на кровати, пока он мирно уснет. Однако сама эта картинка мирной почему-то не казалась.
— Только спать?
— Да, я просто тебя обниму. Это помогает расслабиться, — сказал он с обезоруживающей улыбкой. — Только и всего. Я не буду к тебе приставать. Ведь это тебя не обидит?
— Что не обидит? Что ты не будешь ко мне приставать?
Он пожал плечами.
— Каждый раз, когда я ложусь спать с женщинами, они считают само собой разумеющимся, что я буду к ним приставать, и обижаются, если этого не происходит. Ты не такая, как они?
Она не могла на него разозлиться, хотя очень хотела. Сегодня она впервые увидела перед собой уставшего человека, снявшего с себя одежду крестоносца. Человека, который хотел нормальной жизни или хотя бы нескольких спокойных часов.
Она даст ему то немногое, о чем он просит, в те несколько часов, оставшихся в их распоряжении.
— Хорошо, — наконец согласилась Джесси, — но одно неверное движение, и меня здесь нет!
— Хорошо, мэм!
Он взял ее за руку и повел по лестнице на второй этаж, где перед взглядом Джесси предстала двуспальная кровать. Однако она казалась слишком маленькой, чтобы приютить их обоих.
— С какой стороны ты обычно спишь? — спросил он.
— По-моему, посередине.
— Ага, понятно. Ну, ничего. Я лягу справа, а ты займешь середину. Так мне будет удобнее тебя обнимать.
Джесси стало не по себе, и она немного отстранилась.
— Ты знаешь, мне что-то не очень хочется спать. Может, я подожду внизу, пока ты…
— Чего ты боишься, Джесси? — Диллон осторожно приблизился к ней. — Меня? Или себя?
Она расправила плечи и снова отстранилась.
— Я ничего не боюсь. Просто мне не очень хочется спать в обнимку с человеком, с которым только-только познакомилась.
— Мы с тобой прекрасно сидели в обнимку на кушетке. Какая разница? — вкрадчиво спросил он.
— Так то было на кушетке, а не в постели.
Диллон улыбнулся:
— Ты никогда не занималась любовью на кушетке? Ни разу?
— Может, это тебя удивит… — Джесси сделала паузу, чтобы объявить ему, что еще ни с кем не занималась любовью.
— Что удивит? — он улыбнулся, снова приблизился к ней и взялся за кончики волос. — Что ты собираешься сказать, Джесси? Удиви меня! — подзадорил он.
— Ничего. — Она шагнула к кровати, стараясь держать дистанцию. — Похоже, я устала сильнее, чем казалось. Может, мы наконец ляжем и покончим с этим?
— Конечно!
Диллон снял с полки стеганое одеяло. Джесси устроилась у стенки, он накрыл ее и лег рядом, внимательно следя, чтобы одеяло их разделяло.
Несколько минут прошло в абсолютном молчании, потом он еле слышно позвал:
— Джесси.
— Да?
— Я не хотел тебя обидеть. Наверное, я юрист до мозга костей. Не могу обойтись без дебатов. А может, я хочу узнать тебя получше, а ты что-нибудь рассказываешь о себе, только когда злишься и теряешь осторожность.
Когда он был такой добрый, искренний и мягкий, ей хотелось в его объятия. Хотелось, чтобы скорее наступила та ночь, которая заслуживала, чтобы ждать ее всю жизнь.