— Адам вовсе не сменил тебя, — возразила она, пытаясь успокоиться.
— Неужели? — спросил Говард, бросая на нее очередной презрительный взгляд.
— Как я тебе уже сказала… — Конни гордо выпрямилась. — Короче, он викарий местной церкви. Мы с ним стали друзьями с того самого времени, как я приехала сюда.
— Друзьями?
— Представь себе, да. — Конни начала чувствовать себя немного увереннее. — Он курирует школу, в которой я преподаю, этот коттедж тоже принадлежит церкви. Адам повстречался на моем пути, когда я отчаянно нуждалась в друге, и помог мне вернуться обратно к жизни.
— Могу себе представить…
Теперь голос Говарда звучал язвительно, и, понимая, что этой тягучей перепалкой они ничего не добьются, Конни наклонилась над подносом. Но прежде чем она успела разлить чай, рука Говарда легла на ее затылок. Заварочный чайник громко звякнул, и чай пролился на скатерть.
— Мне просто хочется внести ясность. Насколько я знаю, ты пока еще моя жена, — сказал он, впиваясь пальцами в волосы Конни. — И если этот подонок только посмеет коснуться тебя, ему придется иметь дело со мной. Знаю я этих святош, всегда готовы воспользоваться беспомощностью одиноких женщин…
— Адам ничем не пользуется! — горячо воскликнула Конни и, вскочив на ноги, чуть не перевернула столик. Она с трудом представляла себе, что собирается делать, но хотела оказаться как можно дальше от него. — Не прикасайся ко мне! Только не прикасайся, слышишь?
— А почему бы и нет? — Говард, казалось, не обратил внимания на это предупреждение. — Мы ведь все еще супруги, не так ли? Ты же не воспользовалась моим отсутствием, чтобы получить развод?
— Конечно, нет, — ответила Конни, глядя на него с недоумением. — Ты что, уже забыл? Я думала, что ты мертв!
— Ах, да. — В его голосе вовсе не чувствовалось раскаяния. — Развод тебе был не нужен. С глаз долой — из сердца вон.
— Ты ничего не понимаешь, — проговорила Конни, думая о том, что хорошо бы все это оказалось просто дурным сном. — Прежде чем… перерасти в нечто иное, наши с Адамом отношения три года были чисто дружескими. А ты ведешь себя так, будто я связалась с другим мужчиной, как только услышала о твоей смерти.
— Все это лишь твои слова, — насупился Говард.
— Но это правда. — В глазах ее стояла почти мука. — Я бы не стала лгать тебе. Да ты и сам так не думаешь…
— Может быть… — пожал он плечами. — Но ты должна признать, что до сих пор была со мной не слишком откровенна. Создается впечатление, что ты жалеешь о моем возвращении, оно только создает тебе проблемы.
— Это не так, — возмущенно воскликнула Конни. — Но признайся, ты ведь не принял во внимание мои чувства, когда уезжал. Тебе не надо было делать этого. Но ты позволил Дику Корбэту убедить тебя в том, что никакой опасности нет.
— Дик Корбэт, — повторил Говард с неожиданной теплотой в голосе. — Так вот в чем дело, во всем, что случилось, ты винишь одного меня. — Он покачал головой. — Ну конечно, Дик тебе никогда не нравился.
У Конни не было никакого желания говорить на эту тему. Ее убежденность в том, что Дик Корбэт пытается извлечь выгоду из любой ситуации, только укрепилась в первые же недели после исчезновения Говарда, и это было еще одной причиной, по которой ей пришлось покинуть Лондон. Его грязные намеки внушали ей крайнее отвращение.
Тяжело вздохнув, она жестом попросила его сесть.
— Разве мы не можем поговорить как цивилизованные люди? Ведь вряд ли ты ожидал, что все останется без изменения.
— Не знаю, чего именно я ожидал, — с явным усилием ответил он и огляделся вокруг. — Пить у тебя, наверное, нечего?
— Почему же, чай…
— При чем тут чай! — перебил ее Говард. — Есть какое-нибудь спиртное? Или хотя бы пиво? Чаем я уже сыт по горло.
— Кажется, осталось немного виски от Рождества, — вспомнила Конни и, предупреждая готовый вырваться у него вопрос, добавила: — Его привез твой отец, когда они приезжали меня навестить.
— Прекрасно.
Она помедлила.
— Но разве тебя уже выписали? Не думаю, чтобы алкоголь…
— Давай, давай, — безразличным тоном сказал он, наконец-то усаживаясь на софу и расстегивая куртку. — У тебя тут хотя бы не так холодно.
Помедлив еще немного, она прошла в кухню. Говард, бросив насмешливый взгляд на стоящую на каминной полке их с Конни фотографию, привезенную в прошлый раз его матерью, откинулся на подушки и закрыл глаза. Найдя бутылку виски, она с сомнением посмотрела на нее, уже жалея, что упомянула о ее существовании.
— Говард… — начала было Конни, показавшись в дверях, но Говард даже не повернул головы.
— Я жду, — сказал он.
— Как хочешь, — пробормотала она и, достав бокал, протянула ему вместе с бутылкой.
— Сядь, — приказал Говард, будто находился у себя дома.
И хотя подобный тон ей не нравился, Конни охотно подчинилась. Ноги держали ее с трудом, словесная дуэль с Говардом никогда не давалась легко. Не в пример Адаму, он не делал скидку на пол.
Присев на краешек стоящего напротив софы кресла, она крепко сжала колени, обхватив их сплетенными пальцами рук. Нервы ее были на пределе, а главное, было непонятно, чего от него можно ожидать. Конни боялась, что Говард все еще ищет ссоры.
— Не желаешь ко мне присоединиться? — спросил он, щедрой рукой наливая себе виски в бокал и резким движением опрокидывая его содержимое в рот.
Впечатление было такое, что у него перехватило дыхание. Может быть, он просто забыл, насколько крепким бывает этот напиток?.. Сколько времени прошло с той поры, как Говард пил его в последний раз? Почти чистый алкоголь обжег ему горло, и прошло несколько долгих секунд, пока Говард вновь обрел способность дышать. Вскочив на ноги, она несколько раз стукнула его по спине, вызвав этим приступ кашля. Схватившись рукой за горло, Говард жестом попросил Конни чего-нибудь освежиться.
На мгновение она растерялась, но потом поспешила в кухню и вернулась со стаканом воды. Жадно выпив ее, он вновь обрел способность говорить. Голос его был хриплым и нервным.
— Ты, пожалуй, права, — сказал он, — видимо, мне лучше пока обойтись без виски. У тебя нет чего-нибудь послабее? Горло горит огнем.
— Конечно.
Убежав в кухню, Конни вернулась с банкой апельсинового сока и чистым стаканом. Но Говард, открыв банку, начал жадно пить прямо из нее. Постепенно его лицо приобрело свой нормальный цвет, а дыхание вновь пришло в норму.
— Ладно, — сказал он, когда жжение в горле поутихло, и опять откинулся на подушки, прижав к груди почти пустую банку с соком. — Во всяком случае, теперь ты знаешь, что тебе нечего меня опасаться. Как видишь, я до сих пор слаб как котенок.
