Тем не менее Джесси чувствовала странную неудовлетворенность. Сколько же людей, которые отдыхали здесь в прошедшие несколько недель, на самом деле были выгодными гостями?
— Пока, Джесси!
— Я люблю тебя, Джесси, — произнес «Самый юный ковбой этой недели» — трехлетний Барни Битон.
А затем она осталась одна в пыли отъезжающего автобуса. У нее в распоряжении было полтора дня до прибытия следующей группы гостей.
Целых полтора дня бездействия. Как длительный тюремный срок.
Джесси почувствовала движение за спиной и повернулась, чтобы взглянуть на Сидни, стоявшего в тени большой террасы дома. Ее сердце екнуло.
— Что это происходит между вами и мужчинами?
— Простите?
— Молодые, старые, пьяные, трезвые — все у ваших ног.
— Ну, положим, не все. И вообще, я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Я только что слышал, как Барни признавался вам в любви.
Сидни спустился по ступенькам и остановился напротив нее под палящими лучами солнца Альберты.
Джесси засмеялась.
— Барни признается в любви постоянно. Он чувствует любовь ко мне, к своему пони, к облезлому коту и к супермороженому Германа со вкусом родео.
— Мороженое со вкусом родео? Звучит довольно жутко.
— Ну, вы-то можете не беспокоиться об этом. Его получают в награду только победители родео.
— Насколько я понимаю, каждый хотя бы раз выигрывает ваше родео?
— Верно. Выигрывает каждый. И все вместе прекрасно проводят время. Некоторые, конечно, питают отвращение к хорошему времяпрепровождению, но с этим уже ничего не поделаешь.
— Вот именно, — важно подтвердил он. — Некоторым просто необходимо идти своим собственным путем. И самое лучшее для других — оставить их в покое.
— Почему вы воспринимаете все мои слова как давление на вас, Сидни Эджертон?
— Вы говорите обо мне? — спросил он с наигранной наивностью.
Джесси заскрежетала зубами. Еще пять недель рядом с этим человеком, и она останется без зубов.
— Итак, чем вы награждали победителей родео на этой неделе? — спросил Сидни. — Самыми красными волосами? Веснушками? Самыми маленькими бикини?
— Ваши предположения нелепы, — надменно заявила ему Джесси.
— Самыми причудливыми носками? — выдохнул он.
— Вам кто-то сказал!
— Джесси, с тех пор как вы здесь, я буквально затерроризирован. Я слышу «Джесси тут» или «Джесси там» минимум дюжину раз в день.
Эти слова ей ужасно понравились.
— Может быть, иногда вам следует немного встряхнуться, — предложила ему девушка.
— Да, — сказал он сухо, — я где-то слышал, что землетрясение благотворно влияет на людей.
Теперь он сравнил ее с землетрясением! Она не в состоянии выносить этого мужчину. Он просто возмутителен.
Так почему же она, лежа без сна каждую ночь, постоянно думала о нем? Вспоминала, как его усы покалывали ее кожу, вспоминала прикосновения его языка к ее губам.
— Вы же не захотите остаться занудой на всю оставшуюся жизнь? — елейно произнесла Джесси.
— Занудой? — поперхнулся Сидни. — Занудой?
В яблочко, подумала она с удовлетворением.
— Именно занудой. Унылым, предсказуемым, осторожным. В вашей жизни нет никакой новизны, никакого разнообразия. Таким людям, как вы, я обычно ставлю диагноз — начальная стадия занудства.
Усилием воли он вернул былое хладнокровие.
— А что вы порекомендуете в качестве лекарства от этой ужасной болезни? — Он скользнул взглядом по ее щиколоткам. — Розовые носки в фиолетовый горошек?
— Это не причинило вреда… участникам состязаний.
— Ну, теперь у меня одна забота — как бы поучаствовать в ваших состязаниях. Что будет следующим этапом? Прыжки из чердачного окна? А что я получу в награду?
— Не исключено, что пару ярких носков. — Джесси не сразу нашлась что ответить.
Он громко расхохотался. Его зубы были поразительно белыми и ровными.
— Интересно, — сказал Сидни, снова становясь серьезным, — те красивые носки, которые на вас, тоже лекарство по вашим меркам?
— Да, — сказала Джесси. — Лекарство.
— Что? Вы больны? Не может быть, чтобы вы скучали, — только не вы!
— Да, я скучаю. По Анджеле, — сказала она — Разве вы не надеваете счастливые носки, когда вам грустно? — Она произнесла это шутливо, но в ее юморе слышался легкий оттенок печали.
— Ваша кузина — прекрасная женщина, — согласился он.
Глупо, конечно, но ее задело то, что Сидни понял, как прекрасна Анджела, но, казалось, не обнаружил ни одной положительной черты в ней самой.
— Ау, Джесси, не уходите, а лучше поплачьте на моей груди.
— Я не буду плакать, тем более на вашей груди, — заявила Джесси. Непослушная слеза скатилась по ее щеке. Она хотела прошмыгнуть мимо Сидни, но сильная рука удержала ее.
Джесси упрямо смотрела вниз, на носки его сапог. Он приподнял ее подбородок, и она увидела зеленые глаза, изучающие ее лицо.
— Что случилось?
— Я уже сказала вам. Моя самая лучшая в мире подруга только что уехала, — огрызнулась Джесси, ударяя его по руке, — Отправляйтесь к своим коровам.
— Вот это уже серьезно, — тихо проговорил он. — Заставляя людей смеяться, делая их счастливее, вы отдавали им частичку себя. А теперь вы одна. И не можете поговорить даже со своей кузиной, потому что она уехала.
Джесси могла только надеяться, что он не догадается, о чем ей надо поговорить с Анджелой.
— Когда гости уехали, вы, должно быть, почувствовали разочарование, — продолжал он, — и одиночество?
— Вовсе нет, — свирепо отрезала она, — и ваша жалость мне не нужна.
— Жалость? — Он, казалось, нашел ее слова ужасно забавными. — Жалость — это не совсем то чувство, которое вы вызываете у меня, Джесси Хуберт.
— Тогда какие же чувства я у вас вызываю? — набросилась на него девушка.
— Раздражение.
Однако отнюдь не раздражение читалось в его глазах той ночью, когда он распахнул ее халат. Очевидно, он собирался позволить себе то, чего никогда раньше не случилось бы.
Умом она понимала, что он поступил разумно, не позволив себе большего в тот вечер. Но ее чувства оказались неподвластны разуму, и Джесси поддалась зову своего сердца — зову души и тела. С тех пор она постоянно надеялась встретить его, боясь и волнуясь одновременно. С возбуждением думала об их следующей встрече наедине. И вот момент настал.
Его глаза прояснились.
— Я собирался посмотреть, как там поживает Эд. Я дал ему задание — объездить молодую кобылку. Хотите присоединиться?
Этот долгожданный момент наконец-то наступил. Но она не могла позволить ему не то чтобы узнать, а даже догадаться, что она думала о нем бессонными ночами, как она сомневалась, как ждала.
