— Тогда в следующий раз не спрашивай у меня совета!
— В советах ничего плохого нет. Брук искренне позабавилась подарками. — Джеймс рассмеялся. — На меня снизошло вдохновение, и я купил пять золотистых рогаликов!
Пять золотистых рогаликов положили конец всем надеждам Дункана. Ведь не этого он ждал от сделки, которую заключил с самим собой, чтобы помочь Джеймсу. Как часто верность причиняет немалую боль.
— Надеюсь, она была голодна, — сказал Дункан и шагнул вперед.
Джеймс тотчас ускорил шаг.
— Дело в том, что я не хочу останавливаться на этом, потому что буду чувствовать себя настоящим ничтожеством. Но я не хочу также давать Брук ложных надежд.
Это было открытие, которое Дункан должен был принять. Ради собственного душевного спокойствия.
— Помнится, раньше никаких ложных надежд не было.
Они бежали вместе, молча преодолевая путь. Зимнее солнце всходило над парком, тени зарождавшегося утра обдавали прохладой, в воздухе было свежо. На беговой дорожке оставалось достаточно росы, чтобы к звуку их шагов прибавился влажный скрип. Это был простой, незамысловатый час утра, и Дункан не хотел омрачать его разговором, требовавшим умственных усилий.
Он предпочитал оставаться в том бездумном состоянии, когда он мог не думать ни о госпитале, ни об экстренных вызовах, ни о том, как он сегодня утром опять стоял в своей ванной под душем…
— Ты прав, — произнес наконец Джеймс. — В свое время это была отличная идея. Просто я не все продумал.
— А сейчас ты проделываешь все это с Салли?
— Знаешь, есть вещи, о которых не думаешь, хотя следовало бы. Иногда надо бы думать, а не думаешь, — виновато сказал Джеймс и замолчал.
Дункану нечего было сказать. Он ясно понял друга. Брук подпала под первую категорию. Салли под вторую. Мысль, владеющая умом, не имеет никакого отношения к делам сердечным.
Он это и сам знал. Потому что сам был невосприимчив. Потому что сам принял сознательное решение преградить путь своим чувствам.
Сейчас он принял еще одно решение.
— Не беспокойся о подарках. Предоставь это мне.
Джеймс бросил на него удивленный взгляд.
— Ты уверен?..
— Какая разница, откуда они появились, если они безличны и анонимны.
Он отлично понимал, что так оно и есть.
— Это должно быть Рождество, которое Брук не забудет! Сделать наскок на Мисс Веселое Рождество! Это мне нравится. — Джеймс хлопнул Дункана по спине. — Спасибо, дружище!
Дункан пожал плечами, отметая благодарность, и в привычном месте повернул к дому.
Брук сидела за своим столом в офисе «Филдинг-Лейн», просматривая тематические предложения по работе на первую четверть года.
Ни один из планов, лежащих у нее на столе, не был таким творческим, таким обдуманным и таким новаторским, как те рождественские подарки, что таинственным образом появлялись в ее носке каждый день после девяти часов.
Она даже начала предвкушать удовольствие. Смаковать момент открытия. Продлевать весь процесс, медленно прогуливаться по прихожей, мимо ниши, каждый раз сомневаясь, заглянуть туда прямо сейчас или же подождать немного, пока нетерпение и любопытство не возьмут над ней верх окончательно.
Впервые за много лет Брук полностью ощущала таинственную магию Рождества. Эта атмосфера не просто окружала ее — она наполняла саму Брук, даря чудесное ощущение праздника.
Когда-то она старалась дарить людям веселье и хорошее настроение на Рождество, и теперь это было вознаграждено. Теперь сама Брук словно купалась в радости и счастье.
Эти последние дни были днями открытий, Брук все больше убеждалась, что чувство дома и домашнего уюта, которое она всегда связывала с семьей, может быть связано и с язвительной восьмидесятилетней свахой, энергичной белокурой подругой и честолюбивым хирургом, мечтающим о блестящей карьере.
Правда, этому хирургу, по его словам, не нужны никакие рождественские праздники. Но тут что-то не так. Брук призадумалась.
Равнодушие Дункана к Рождеству — не что иное, как дымовая завеса, воздвигнутая для того, чтобы скрыть что-то более важное. Вот что она начинала понимать.
Кстати, о подарках. Они не только трогали ее до глубины души, они восхищали ее своей оригинальностью. В первый день — куропатка на груше, во второй — две горлицы. На третий день — приглашение на двоих в местный французский ресторан, где подали именно трех (!) цыплят. В следующий, четвертый, день — четыре заранее оплаченные телефонные карточки, что означало звонки к четырем лицам. Брук постучала карандашом по столу и улыбнулась. Пять золотистых рогаликов еле влезли в ее носок на пятый день. На шестой она уже нашла в нем шесть шоколадных яиц, завернутых в золотистую фольгу.
В седьмой день она с изумлением извлекла из носка крошечную, отделанную серебром музыкальную шкатулку, играющую семь мелодий из «Лебединого озера». На восьмой день она так и не догадалась о связи между дойкой коров и восемью пакетиками вкуснейших сливок к кофе.
Девятый день подарил ей загадку. Она получила записку. На белой бумаге, отпечатанной на лазерном принтере. И никаких подсказок. Всего одно слово: «Терпение». Здесь явно приложили руку девять танцующих фей.
Сегодня наступил десятый день. Брук теряла терпение. Она едва могла дождаться конца работы, чтобы поскорее попасть домой.
Но кроме приятных восторгов, подарок каждого дня приносил ей и мучение. Она жаждала знать, кто их автор. После долгих размышлений ей пришлось исключить из возможных кандидатур всех. Даже Дункана.
Все эти подарки уж явно не в его стиле. Да, но что она вообще знает о его стиле? Она знает только, как он целует. О, как он целует!
Брук шумно вздохнула, встала и выглянула в окно.
Поцелуй Дункана рассказал о нем целую историю. В Дункане столько страсти! Именно в этом причина, по которой она остановила его и остановилась сама. В страсти нет никакого смысла. Брук влекло не к сексу, а к любви. Чувства, которые она теперь испытывала к Дункану Коксу, не имели никакого рационального объяснения. Как и вообще любые чувства. Но она по крайней мере их открыто признавала — в отличие от Дункана.
Для чего он целиком отдается работе, если не для того, чтобы убежать от своих чувств? Почему тогда он целовал ее? И почему она не может выбросить его из головы?
Услышав резкий стук в дверь, она повернулась.
— Войдите.
Из-за угла появилась копна светлых локонов Салли. Затем последовала и она сама, одетая в легкий костюм цвета манго.
— Занята?
