из больницы сюда? Или он избегал ее общества? Сожалел ли он, что пригласил ее на время, пока родители болели?
Но с нее хватит! Ей надоело, что ее игнорируют. Если Аполло не идет к ней, она пойдет к нему сама. А это означает, что ей нужно отправиться в сад на прогулку. Похоже, это была его страсть, но, по правде говоря, в саду было больше сорняков, чем цветов. Если кто‑то не позаботится о саде немедленно, сорняки победят.
Поппи покормила, переодела и уложила ребенка спать. Оставив с ним няню, которую они наняли по настоянию Аполло, она отправилась на поиски хозяина поместья. Она спустилась в сад по ступенькам большого патио в задней части дома. Она видела, что когда‑то и эта часть дома была потрясающей, но время наложило свой отпечаток практически на все.
Поппи шла по дорожке, выложенной камнями, пока не услышала звуки кипевшей в саду работы. К ее удивлению, Аполло был не один. У него хватило ума вызвать бригаду рабочих, ведь такой огромный сад, как этот, он мог бы восстанавливать в одиночку несколько лет.
После того как ей указали, где его искать, Поппи увидела Аполло, раскладывавшего землю вокруг фруктового деревца. Он был без рубашки. Она скользнула взглядом по его обнаженному торсу, и у нее пересохло во рту. Он здорово выглядел, чертовски здорово.
Он сильно загорел. Мускулы его напрягались, когда он бросал лопатой землю с тачки. Ни один мужчина не имеет права так выглядеть. Ей бы следовало потихоньку уйти. Ведь когда на нем нет рубашки, ей трудно связать пару слов воедино, не говоря уж о том, чтобы начать полноценный разговор.
Аполло как будто бы почувствовал ее присутствие и поднял голову.
– Что‑то случилось? С ребенком все в порядке?
– Хм. – «Поппи! Ты сможешь сказать, что‑то получше этого». Она с трудом сглотнула. – С ребенком все прекрасно. – Она натянула улыбку, хотя внутри ее била нервная дрожь. – Это точно.
Печально, что, увидев ее, он сразу же подумал, что что‑то не так. Неужели он не может представить, что она может захотеть его увидеть по какому‑то другому поводу?
Она правильно поступила, придя сюда. Если они хотят быть родителями этого мальчика, хотят, чтобы он проводил часть времени на острове с Поппи, а часть времени здесь, в поместье семьи Дракос, с Аполло, им нужно быть друзьями, а не просто двумя людьми, некогда пережившими шторм. И хотя в ту особенную ночь он открылся ей, позже он снова отдалился от нее. Она надеялась, что ей когда‑нибудь снова удастся наладить с ним доверительные отношения.
Аполло нахмурился.
– Тогда почему ты здесь?
И вновь она загрустила от того, что он задал такой вопрос вместо того, чтобы просто наслаждаться ее обществом. Она прикусила нижнюю губу и отвела взгляд. Затем она подумала, что, наверное, совершила ошибку, придя сюда, в сад, в его святилище.
– Я пришла, чтобы… Ну, я думала, что мы… – Рядом с ним она так нервничала.
– А ты умеешь работать в саду? – Он повернулся к деревцу и закончил укладывать землю вокруг него.
– Я, хм, я никогда не пробовала работать в саду. Всю жизнь я прожила в городе, единственные растения, которые были у нас дома, росли в горшках. Но приходится признать, что и ими я не занималась. Это было делом моей мамы.
– Никогда не поздно научиться. – Он быстро окинул взором ее одежду. – Но уверен, ты не захочешь испачкаться.
Поппи посмотрела на свои голубые брюки капри и вязаный белый топ. Ей нравился этот наряд. Ей он был к лицу, к тому же в нем было очень удобно. Она оказалась перед выбором: запачкать любимую одежду, пытаясь наладить с ним отношения, или уйти, оставив неловкую дистанцию между ними.
Ни секунды не сомневаясь, она подошла и опустилась на колени рядом с ним.
– С чего начнем?
Впервые с момента рождения Себа Аполло ей улыбнулся.
– С этим деревцем работы закончены.
– О! – Поппи скривила губы. Она, должно быть, неверно поняла его слова.
– Не волнуйся. У нас еще полно деревьев, которые нужно посадить. – Он встал, снял перчатки и протянул ей руку.
Она дотронулась до его руки, и тут же ее как будто пронзило током, заставив сердце затрепетать. Их взгляды встретились. Холодное безразличие, которое он демонстрировал с того самого дня, как они приехали сюда с малышом Себом, исчезло. Он смотрел на нее с теплотой и, можно сказать, с интересом.
Он повел ее дальше, на место, с которого убрал сорняки и на котором хотел посадить лимонное деревце. Здесь, в саду, он разговорился. Если она задавала вопросы о растениях, он давал ей подробные и развернутые ответы.
Может так быть, что сам дом делал его угрюмым? И это совсем не связано с ней? Он говорил, что с отцом у него были непростые отношения. Вероятно, с домом было связано слишком много плохих воспоминаний.
Пока они работали вместе, поливали растения, подсыпали землю, Поппи спросила:
– Зачем ты вернулся сюда? – Когда он удивленно посмотрел на нее, она добавила: – Ну, ты понимаешь, ты бы мог продать поместье и купить себе что‑то… – Она понимала, что нужно очень осторожно формулировать вопрос, чтобы не спугнуть его. – Что‑то поменьше, где вы с Себом могли бы жить вдвоем?
Было видно, что он почувствовал облегчение. Казалось, он ждал совсем другого вопроса. Он пожал плечами и вернулся к своей работе.
– Это поместье семьи Дракос. Я Дракос. И это дом Себа.
Совсем недавно он охотно давал развернутые ответы, а тут опять вернулся к ответам кратким. Она также заметила, что он сказал, что это дом ребенка, а не его. За его словами скрывалось гораздо больше всего, но говорить об этом вслух не было необходимости. Это место притягивало его, оно было частью его наследства, но в то же время с ним было связано слишком много тягостных воспоминаний. Она задумалась, можно ли отделить одно от другого.
– Остановись. – Голос Аполло вывел ее из задумчивости.
– Ты о чем? – Она посмотрела на свои руки. Она ничего не делала.
– Я не о работе по саду. – Он покачал головой. – Перестань пытаться найти способ меня исправить. С некоторыми вещами и с некоторыми людьми это сделать невозможно.
В это она не верила. Но она понимала, что спорить с ним сейчас бесполезно.
– Мисс Костас?
Поппи посмотрела через плечо и увидела одну из самых молоденьких горничных, спешащую к ней. Поппи встала, сняла перчатки, которые ей одолжил Аполло. Он встал с ней рядом, и на его лице было встревоженное