Элизабет вздохнула, надела рюкзак, попрощалась с сидевшим за столом Джоном Пфайфером и покинула редакцию.
– Лиз!
Услышав свое имя, она обернулась. Кен Мэтьюз шел к ней через холл. Элизабет заметила листы бумаги у него в руке.
– Привет, – холодно поздоровалась Элизабет.
Кен осторожно огляделся вокруг.
– Подожди секунду, – мне нужно с тобой поговорить.
Элизабет запротестовала: она была уверена, что Кен опять станет извиняться. Но в эту минуту она не была расположена слушать его.
– Нет, погоди, – настаивал Кен. – У тебя есть экземпляр «Оракула», который пойдет в типографию?
– Да, – ответила Элизабет. – Он у меня с собой.
Кен прикусил губу и перевел дух.
– Лиз, а можешь ты вынуть из него свой рассказ?
«Так вот что он придумал, – сказала себе Элизабет. – Он просто хочет вынуть рассказ, хочет увильнуть: он боится осложнений».
– Нет, – отрезала она. – Для этого нужно собрание редколлегии, и ты понимаешь, что там будет?
– Понимаю, – вздохнул Кен, – но не могли бы мы все-таки убрать его и…
Элизабет прервала Кена:
– Это не дело. Нам нечем его заменить. Кроме того, возникнет слишком много вопросов.
Кен протянул ей листы бумаги, которые до сих пор крепко сжимал в руках.
– У меня есть чем заменить твой рассказ. Это снимет все вопросы.
Элизабет посмотрела на отпечатанные на машинке странички:
– Что это?
Кен улыбнулся:
– Все жаждут прочесть рассказ Кена Мэтьюза. Они его и получат. – Он постучал пальцем по первой странице, которая гласила: ««Вне игры». Рассказ Кена Мэтьюза», и добавил: – Я работал над ним все выходные.
Элизабет печально посмотрела на него:
– Не пройдет, Кен. Меня спросят, почему я заменила рассказ.
– Ничего не спросят. Прочти, ладно? – Кен опустился на скамейку.
– Кен, – протестовала Элизабет, усаживаясь рядом с ним. – Я не представляю…
– Прочти.
Элизабет вздохнула и начала читать. Она переворачивала страницу за страницей – и постепенно гнев и печаль исчезали. Она чувствовала себя по-прежнему скверно, но теперь она жалела не себя, она тревожилась за Кена. Рассказ очень хорош, но содержание его произведет впечатление разорвавшейся бомбы.
Дочитав, она взглянула на Кена. Он смотрел на нее и ждал.
– Ты уверен, что хочешь напечатать это в газете?
– Да, – решительно ответил Кен. Элизабет взяла Кена за руку и заглянула ему в глаза.
– А ты подумал, какой шум поднимется? Все узнают и…
– Понимаю, – спокойно сказал Кен. – Я обо всем подумал, Лиз, хорошо подумал. Но мне мало признаться во всем мистеру Коллинзу; я должен как-то искупить это. Я должен, Лиз.
– Ты не должен делать это ради меня, – искренно сказала Элизабет.
– Не ради тебя, Лиз, – улыбнулся Кен. – Ради себя самого.
И снова Элизабет внимательно взглянула на него, чтобы убедиться, правду ли он говорит. А потом поднялась и положила бумаги Кена в рюкзак.
– Кен, – сказала она, – хочу, чтобы ты знал: я никогда не была свидетелем более смелого поступка.
Кен улыбнулся своей мальчишеской улыбкой:
– Ну, может, очень смелого, а может, очень глупого. Ты лучше иди, пока я не решил, что все-таки это глупость.
Элизабет посмотрела на часы. Если она не поторопится, то опоздает передать «Оракул» мистеру Фалбрайту. Она быстро попрощалась с Кеном и заспешила к выходу.
По дороге к машине она наткнулась на Джессику. Сестра ее сидела на ступеньке лестницы перед входом в школу, поглощенная беседой с Уинстоном Эгбертом, школьным шутом. Обычно Уинстон вообще не существовал для Джессики. Но сейчас она была вся внимание. Элизабет сообразила, что сестре, вероятно, что-то нужно от парня. В таких случаях Джессика становилась слаще меда.
– Приветик, – окликнула Элизабет, подходя к ним. – Все трудимся?
– Представляешь, – затараторила Джессика – Уинстон согласился позаботиться об украшениях, мы обсуждаем кое-какие задумки. Мы решили украсить деревья вокруг поляны красными, белыми и синими лентами, повесить огромный флаг и написать на нем: «Ласковой Долине штата Калифорния – сто лет!» Ничего звучит, а?
– Отлично, – честно признала Элизабет.
– А еще, – заговорил Уинстон, голос его слегка дрожал, – я предложил сделать большую модель компьютера из папиросной бумаги и проволоки и поставить на эстраде. В честь нашего основного производства, понимаешь? Но Джес считает, что это уже слишком.
– Верно, – отозвалась Элизабет, – за всем не угонишься. А с лентами и флагом получится здорово.
– А ты думала, – самодовольно согласилась Джессика.
Уинстон кивнул.
– Да, будет здорово, – поддакнул он, очевидно, желая угодить Джессике.
– Ладно, я побегу, а то не успею отдать «Оракула» в типографию.
Этим номером школьной газеты Элизабет особенно дорожила.
Элизабет в одиночестве сидела в кафетерии и просматривала праздничный номер «Оракула», вышедший утром. В номере было много интересного: заметки о праздновании столетия города; статьи об истории Ласковой Долины; рекламные объявления, например реклама «Дэйри Берджер», предлагавшая горячие бутерброды, жаркое и прохладительные напитки по доллару за порцию. Есть что почитать и о чем поговорить. Но Элизабет оглядывалась на посетителей кафетерия, и ей казалось, что все говорят об одном – о Кене Мэтьюзе. Теперь все знали правду и все заключали пари – чем это может кончиться.
– Его временно исключат, – услышала Элизабет слова одной девушки. – Вопрос уже решен.
– Нет, – ответил юноша. – Держу пари, в субботу ему дадут сыграть, а уж потом исключат.
Неожиданно перед Элизабет очутилась Джессика. И с размаху шлепнулась на стул. Она размахивала номером «Оракула».
– Лиз! Лиз! Ты видела? – верещала Джессика.
Элизабет неторопливо отпила глоток молока.
– Джес, – сухо сказала она, – я вхожу в редколлегию «Оракула» и, как правило, читаю его.
– Нет. – Джессика ткнула пальцем в страницу. – Я об этом говорю! О рассказе Кена Мэтьюза.
– Конечно, я читала. И что же?
Джессика вытаращила на сестру глаза, как будто перед ней сидела инопланетянка.
– Это же скандал! Ты только послушай. – Она начала громко читать конец рассказа:
«Он всю жизнь прожил в убеждении, что все его поступки безупречны, поэтому так легко ему было обосновать для себя необходимость украсть рассказ. Но постепенно до него стало доходить, что одна ложь влечет за собой другую и, если не остановиться, вся жизнь может пройти во лжи».
Джессика отложила газету и повернулась к сестре:
– Кошмар, правда?
– Не вижу ничего кошмарного. – Элизабет надеялась, что голос ее звучит естественно. – Написано очень хорошо.
