тестами на отцовство лишь подлила масла в огонь. Они злятся, они негодуют, и их гнев праведен. Я подвела их обоих, но, разумеется, в большей степени Мирона.
Плюнула ему в душу, а он все равно находит силы со мной общаться.
— Хватит! Перестаньте! — кричу я, пытаясь достучаться до драчунов.
Но реакции ноль. Они слишком увлечены истязанием друг друга, чтобы обратить на меня внимание.
На рожон не лезу. Вдруг кто-нибудь из них случайно заедет мне локтем или кулаком в живот?
— Помогите! Пожалуйста, помогите! — воплю я, обращаясь к прохожим.
Ну должны же быть в округе мужики, способные разнять Мирона с Максимом!
Наконец добровольцы находятся. Два рослых молодых парня вмешиваются в драку и растаскивают бойцов по разным углам. Вид у моих мужчин — без слез не взглянешь. У Мирона все лицо в крови, у Максима — порвана рубашка, и скула вспухла.
— Ну что же вы творите?! — восклицаю с негодованием, мечась от одного к другому. — Разве так можно? Чуть не поубивали друг друга!
Гнева я почти не испытываю. Лишь жалость и острый душевный дискомфорт.
«Это все из-за тебя! Это все из-за тебя!» — неотступно стучит в висках.
— Сколько готовится анализ? — сплевывая на асфальт, спрашивает Багиров.
— А? — не сразу понимаю, о чем он говорит.
— ДНК-тест, — поясняет. — Когда он будет готов?
— От шестнадцати до двадцати рабочих дней, — хриплю я, напрягая память.
Язык так и не поворачивается сказать, что никакого ДНК-теста не было. И в ближайшие семь месяцев не будет.
— Ладно, — кивает, приглаживая взлохмаченные волосы. — Тогда созвонимся.
Кинув на Мирона еще один уничижительный взгляд, он срывается с места и бредет в сторону своего внедорожника. Савельев же еле держится на ногах. Досталось ему нехило. Его ведет из стороны в сторону, так что я опасаюсь, как бы он снова не упал.
— Милый, ну как ты? — позабыв, что мы с ним уже не пара, кидаюсь ему на помощь, поддерживая.
— Милый? — усмехается невесело. — Ох, Софи, сколько же ты дел наворотила…
— Я знаю. Прости.
— Быстрее бы уже пришел этот гребаный результат, — вздыхает. — Не знаю, как я выдержу эти шестнадцать дней.
Сегодня я на работу не пошла. Весь день сижу дома и бесцельно пялюсь в работающий телевизор. Яркие картинки мелькают перед глазами, но я почти не улавливаю суть происходящего на экране. Мне плохо и грустно. В душе завывает метель.
Сообщить о том, что определить отцовство во время беременности не получится, я так и не отважилась. Не сказала об этом никому: ни Мирону, ни Максиму. Недавний инцидент у клиники наглядно показал, что мы не сможем протянуть еще семь месяцев в состоянии томительного ожидания. Да за это время Максим с Мироном поубивают друг друга! И меня заодно…
Вновь и вновь прокручиваю в голове ситуацию и все больше склоняюсь к мысли, что надо заканчивать эту эпопею с «двойным» отцовством. Идея рассказать мужчинам правду изначально была провальной, и сейчас я очень жалею, что поступила так необдуманно. Хотела как лучше, а получилось как всегда.
Надо было просто сказать, что ребенок от Мирона. Он бы поверил. Не в его характере не доверять и проверять. Да и Максим бы принял эту версию. Никуда бы не делся.
Тогда я стремилась быть честной, а теперь понимаю, что в моем положении честность — это непозволительная роскошь. Надо руководствоваться мозгами и холодным расчетом. Мирону этот ребенок нужнее, чем Максиму. Точка.
Я, конечно, заварила кашу, но сейчас все еще не поздно сделать рокировку. Так, по крайней мере, получится сократить потери.
Беру в руки телефон и набираю номер лучшей подруги. Она берет после второго гудка:
— Да, дорогая, привет, — отвечает, слегка запыхавшись. — Как у тебя дела?
— По-старому, — отвечаю без энтузиазма. — Алин, мне понадобятся связи твоей тети. Она по-прежнему главврач?
— Да, а что ты хочешь? — настораживается.
— Подделать документ, — говорю спокойно. — Мне нужна бумажка, подтверждающая, что отец моих детей Мирон.
— Но Соня! Это невозможно!
— Возможно все. Вопрос лишь в цене.
— Зачем тебе это нужно? — недоумевает подруга. — Ты ведь сама хотела знать правду…
— Больше не хочу. Я устала. Измотана до предела. И они измотаны не меньше моего. Я хочу поставить точку в этом деле, Алин. Хочу отпустить Максима и помириться с Мироном.
— А если твоя ложь вскроется? Если они поймут, что ты соврала? Захотят лично убедиться в результатах, пойдут в клинику…
— Это очень маловероятно. Ни у Мирона, ни у Максима нет повода подозревать меня во лжи. Если бы я хотела соврать, то сделала бы это еще на начальном этапе. Ведь рассказать им правду было моей идеей.
— Тоже верно, — нехотя соглашается Алина. — Они не ждут от тебя подвоха.
— Вот именно.
— Ты точно все решила, Сонь?
— Точно. Знаешь, Алин, мне кажется, Мирон будет классным папой. Он хороший, честный, любящий и…
— А Максим? — интересуется тихо.
— С Максимом у нас нет никакого будущего, — испускаю протяжный вздох. — Он богач, космополит и плейбой. Живет то в России, то в Европе. Меняет женщин как перчатки. Отношения — это не для него. Как, впрочем, и родительство.
— Но… Разве правильно решать за него? — спрашивает робко.
— У меня нет вариантов. Если буду ждать до тех пор, пока родятся дети, потеряю их обоих. И Максима, и Мирона. А одной я остаться не хочу.
— Ну… Тогда выбор вроде как очевиден…
— Да, думаю, что так. Так ты организуешь мне встречу с тетей?
— Я попробую, Сонь. Попробую.
***
— Здравствуй, София, — Багиров садится напротив.
Как всегда вальяжный, спокойный, уверенный в себе. Следы драки за две с лишним недели почти сошли. Лишь бледно-зеленый синяк на скуле напоминает об эмоциях, которые вышли из-под контроля.
— Привет, Максим, — сглатываю волнение, стараясь держаться естественно. — Может, ты для начала хочешь сделать заказ?
— Брось, Орловская, мы же не есть сюда пришли, — небрежным жестом отмахивается от рванувшего к нам официанта. — Давай ближе к сути. Результаты теста пришли?
— Да, — произношу твердо. Не отвожу взгляд от карих, пристально сощуренных глаз, хотя, признаться честно, мне это стоит неимоверных усилий. — Результаты готовы.
Достаю из сумки заранее приготовленный конверт и кладу его перед Максимом на стол. На секунду он опускает взор на бумагу, но затем снова переводит его на меня.
— Что там, София? — его голос звучит чуть более сипло, чем обычно.
— Это ребенок Мирона, — озвучиваю реплику, которую репетировала до этого, наверное, тысячу раз. — Не твой.
На мгновенье на лице Багирова отражается такое жгучее разочарование, что мое сердце болезненно сжимается от сострадания. Я
