Снежная пыль оседала на ресницах Дарёны, воротник шубки поседел от инея, а песня окрыляла и вливала в неё лёгкость и бесстрашие. Это потом она упадёт без сил, умирая от одышки и головокружения, но сейчас, ступая по полупрозрачной сетке волшебного узора, она вонзала в ужасных болотных ратников звонкие стрелы своего голоса.
– Ждана! – услышала она вдруг…
На неё мчался увенчанный высокой короной воин на чудовищном звере – смеси коня и ящера. Длинные зубцы венца выгибались наружу кривыми саблями, а лицо всадника было лишено кожи. Жезл с набалдашником в виде собачьего черепа в его руке издавал биение, колыхавшее пространство волнами; зловещий отзвук толкался в сердце Дарёны глухим, низким гулом: «Бух… Бух…»
– Ждана! – рычала клыкастая пасть воина.
Эхо этого голоса ледяным комом отдалось у неё внутри, а взгляд сковывал по рукам и ногам невидимыми кандалами. Только голос оставался на свободе – он-то и устремился серебряной стрелой прямо в сердце всадника.
***
«Ежели ты истинный государь и отец народа своего, ты ради него примешь не только меч в руку свою, но и смерть в тело своё».
Древний, далёкий голос всплыл из болотного небытия, и истинный смысл сказанных им слов остановил время вокруг полководца с жезлом. Кареглазая дева вонзила в него мерцающие шипы песни, и боль самоосознания захлестнула всадника. Жилы тянулись, сердце студенисто трепыхалось, а из памяти лёгкой бабочкой выпорхнуло имя: «Вранокрыл». Вместе с собственным именем расправила крылья и его душа, задавленная и почти вытесненная хмарью. Он знал эти янтарные, глубокие, тёплые глаза.
– Ждана, – сорвалось с губ Вранокрыла имя той, кому, казалось, они принадлежали.
Он ужаснулся звуку собственного голоса: этот звериный рык мог испугать кого угодно.
«Ежели ты истинный государь…»
Нетленное тело Махруд покоилось в Нави, осаждаемое тысячами паломников, а её дух был жив и свободен. Пророческий пронзительный холод её слов выдернул память Вранокрыла из Мёртвых топей, и он увидел себя таким же чудовищем, какие окружали его со всех сторон. Из глазниц черепа на жезле на него смотрела владычица Дамрад; её выкованная из твёрдой хмари воля вела войско в бой, и биение её сердца раскатывалось гулким эхом: «Бух… Бух…»
«Остановись!» – лилась мольба из янтарных глаз, вырастая до повеления.
И жаждущая спасения душа рванулась на свет этих очей. Вскинув руку вверх, Вранокрыл подбросил жезл, чтобы избавиться от него, как от чего-то гадкого, сосущего его силы и мутящего разум. Но отделаться от него оказалось не так-то просто: очутившись в воздухе, тот вдруг обернулся живым существом – раскрыл чёрные крылья, выпустил когтистые птичьи лапы и вцепился ими в руку князя.
– Ждана! – сорвался с губ измученный хрип…
Рывок – и Вранокрыл упал на пол в тереме, где при свете масляной лампы рукодельничала обладательница глаз – спасительных маяков. Она вышивала на пяльцах, спокойная и озарённая мягким внутренним сиянием, и сень её опущенных ресниц казалась князю самым желанным и благословенным местом на земле. Никакие невзгоды и злые силы не были властны над этим покоем, и Вранокрыл протянул к Ждане руку – уже человеческую, а не чудовищную. Исчезли когти и броня, он вернулся в свой обыкновенный облик, и Ждана обратила на него задумчиво-вопросительный взор.
– Спаси меня, прошу, – прошептал Вранокрыл.
Слёзы тёплой солёной дымкой застилали ему глаза, а в горле теснились сотни слов, но он смог сказать лишь:
– Прости за всё, что я сделал тебе дурного. Только ты можешь меня спасти…
Не тут-то было. Позади разверзлась мерцающая тьма, и Дамрад протянула к нему оттуда когтистые пальцы. С их кончиков лились длинные струи зеленоватого света, которые ядовитыми плетями цепко опутывали князя, увлекая в холодную бездну. Леденящий сердце хохот владычицы хлестнул его по лопаткам:
– Размечтался! Ты в моей власти и будешь делать всё, что я прикажу. Я повелеваю тебе: продолжай своё дело, веди Павшую рать в бой!
Дыра непреодолимо засасывала Вранокрыла, пальцы Дамрад уже щекотали его, и он из последних сил тянулся к Ждане:
– Помоги, молю…
Ждана поднялась на ноги, прекрасная и решительная, со стальным блеском клинков в очах. Взяв пяльцы, она повернула их к Дамрад, точно зеркало, и в лицо владычице хлынул слепящий, победительный свет тысячи солнц. Зелёные струны неволи лопнули, и князь ощутил себя свободным и чистым, как парящая в небе птица, а Ждана вонзила ему в руку иглу.
– И ты меня прости, княже… Только так я могу помочь тебе. Я не держу на тебя зла и отпускаю все обиды. Пусть моё прощение станет твоими крыльями.
Вранокрыл с закрытыми глазами блаженно ощущал живительное прикосновение её пальцев к своему лицу. На его губах дрожала солёная и мокрая от слёз улыбка, а от места укола по телу струился светлый жар. Растворённый в золотом сиянии шелест слов растаял тихим дыханием:
– Я… люблю… тебя… Ждана.
Дивное видение будто сдуло ветром: вокруг снова рычала, бурлила и лязгала битва, а тело князя было всё так же облечено в отвратительную броню, наросшую на нём за год болотного плена. Но оболочка уже не имела значения, она пошла трещинами от голоса кареглазой певицы, и серебряные лучики песни вползали внутрь, пробираясь к сердцу. Переполненное светом и восторгом, оно безболезненно разорвалось – просто лопнуло, как переспелый плод.
«…истинный государь…»
«…смерть в тело своё…»
***
Едва глаза коронованного полководца погасли, как угольки, в воздухе пропела стрела, пущенная Лесиярой. Белогорская правительница уже давно напряжённо держала на прицеле жезл, который, как ей казалось, и был источником гулко ухающей подземными ударами беды, но только сейчас княгине удалось так близко подобраться к его владельцу.
– Осторожно, государыня!
По глазам ударила голубоватая вспышка. От осколков разлетевшегося во все стороны жезла княгиню прикрыл щит Радимиры. Полководец рухнул на снег, и его тело тут же начало превращаться в скользкую жижу. На несколько мгновений Павшая рать замерла, а потом воины, вместо того чтобы убивать кошек и людей, бросились друг на друга.
– Они, видно, продолжают древнюю битву, в которой когда-то полегли, – ошарашенно пробормотала Лесияра. И с торжествующей усмешкой добавила, обращаясь к Радимире: – Нам здесь делать больше нечего: с Павшей ратью покончено. Она уничтожит сама себя.
