Лайам откинулся на спинку стула:
– Я… – Прошлое Рождество было ужасным. Ужасным потому, что не стало Лукаса… ужасным потому, что семье не хватило духу собраться вместе.
Или потому, что он сам был не в состоянии поддержать семейную традицию?
Лайам медленно кивнул:
– Хорошо. Договорились.
Вечером Лайам скормил Гарри баночку с шоколадным кремом. Софи, готовя молочную смесь, искоса поглядывала на них. Закончив кормление, Лайам встал, бросил пустую банку в мусорную корзину и вышел из кухни.
Без единого слова. Как делал это каждый вечер уже целую неделю.
Софи сдержала вздох. Он до сих пор не изъявил желания уложить Гарри в постель. Он по-прежнему не заходил в детскую комнату.
Она не могла давить на него. Окончательное решение было за ним. Но если он не способен преодолеть этот барьер… Софи взглянула на Гарри, и сердце ее сжалось.
– Я… э…
Резко обернувшись, Софи увидела Лайама, стоявшего в дверях. В руке он держал гитару! Она на секунду перестала дышать.
– Я… э… думал… – начал он снова. – Если не возражаешь, я поиграю на гитаре для Гарри, когда ты будешь укладывать его в постель.
Она нисколько не возражала! Софи с трудом сдержала волнение. Лайаму не понравилось бы чрезмерное проявление чувств.
– Конечно. – Софи старалась говорить невозмутимо, будто Лайам предлагал сыграть на гитаре каждый день. Но она подозревала, что улыбка растянула ее рот до ушей. – Что ты скажешь, Гарри?
Малыш загугукал, взмахнув ручонками.
Софи направилась в детскую, ощущая присутствие мужчины за своей спиной: его тепло, его сильное тело. Кровь в венах сгустилась, заставив ее шагать медленно и неуклюже, будто она продвигалась сквозь теплый мед.
Они вошли в детскую. Ей захотелось обернуться, взглянуть на Лайама, но она заставила себя идти вперед, сделав вид, что все происходит как обычно.
Она уложила Гарри в кровать, дав ему бутылочку. И только тогда взглянула на Лайама. Он стоял в дверях – потрясающий мужчина, во всей своей мужской красоте. При виде двуспальной кровати в смежной комнате Софи невольно вздрогнула. Интересно, каков Лайам в постели? Как он занимается любовью? Возбуждение охватило ее при этой мысли.
Сглотнув, Софи махнула рукой, указав ему на диван. Склонившись над Гарри, она стала с ним ворковать:
– Дядя Лайам сейчас споет нам песенку. Тихую и спокойную, – быстро добавила она.
– «Фернандо»? – предложил он.
– У тебя есть любимая песня, Лайам? Может быть, ты создашь особую традицию для Гарри?
Он помедлил.
– Вот одна из любимых песен Лукаса, – наконец сказал он.
И он исполнил песню – тихую, задушевную. В груди Софи возникла боль, такая же огромная, как земли Кимберли. Она сидела возле кроватки Гарри, и сердце ее отзывалось на каждую ноту мелодии.
– Это было прекрасно, – прошептала Софи, когда он закончил.
Комната освещалась лишь единственной лампой, которая находилась возле двери, и на лице Лайама играли тени, отчего оно выглядело каким-то потусторонним. Казалось, он был демоном… или ангелом.
Прекрати воображать, приказала она себе. Он человек, из плоти и крови.
И кровь его была горячей, а плоть – твердой.
Боже мой, необходимо прекратить думать об этом!
– Иди ко мне, сядь со мною рядом, – попросил Лайам.
– Но Гарри все еще не спит, – возразила молодая женщина.
– Софи! – Он протянул к ней руку. Демон или ангел соблазнял ее.
Она сделала так, как он просил. Она сказала себе, что на самом деле не хочет этого, но то была ложь.
Она хотела гораздо большего, чем просто посидеть возле Лайама. Но не позволяла себе признаться в этом.
Она еще не готова.
Он взял ее руку, мягко сжал.
Софи вздрогнула всем телом.
– Спой еще, – прошептала она.
И он спел. Софи не знала эту песню, но она успокоила ее.
Закончив петь, Лайам встал и подошел к детской кроватке. Софи, сжав руки, поборола в себе желание присоединиться к нему. Лайам повернулся к ней, прижав палец к губам, а затем указал на дверь. Кивнув, Софи направилась за ним.
И никто из них не взглянул на огромную двуспальную кровать, когда они проходили мимо нее.
Когда они пришли на кухню, Лайам взял Софи за руку и повернул к себе лицом:
– Спасибо, Софи.
Он испытывал облегчение. Оттого, что смог войти в детскую. Оттого, что несчастье все-таки не одолело его. Оттого, что он понял: он может стать хорошим отцом для Гарри.
Глаза ее расширились.
– За что?
– За то, что ты не подталкивала меня. За то, что дала мне возможность разобраться в себе.
Чувство благодарности наполнило его, и Лайам, неожиданно для самого себя, наклонился и поцеловал Софи.
Если честно, он собирался поблагодарить женщину чисто символически, слегка прикоснувшись губами к ее губам. Но в тот момент, когда их губы встретились, все эти мысли исчезли из его головы. Его душа начала оттаивать, а тело наполнилось теплом.
Софи вскрикнула, приоткрыв от изумления рот, и Лайам, не в силах отказаться от такого соблазна, исследовал языком ее нежные губы изнутри. Она изогнулась, и он обнял ее за талию.
А потом она замерла.
И он тоже.
Еле слышно вздохнув, Софи прижалась к нему, откинув голову назад. Он ласкал ее медленно, осторожно, нежно, ожидая реакции. Он прикасался к ее подбородку, гладил шею. А потом принялся ласкать ее талию, бедра, ягодицы – упругие, соблазнительные, – наслаждаясь новыми ощущениями. Софи, запустив руки в его волосы, всем телом прильнула к нему, а вздохи ее сводили его с ума.
Он никогда так сильно не хотел ни одну женщину.
Лайам желал слиться с ней – душой и телом. И прямо сейчас! Страсть забурлила в нем со стихийной, первобытной силой. Основной инстинкт захлестнул его с головой, он не испытывал ничего подобного даже с Белиндой…
Белинда!
Прокляв все на свете, Лайам отпрянул от Софи. Кровь стучала в его висках, в такт тяжелому дыханию.
– Прости. – Он еле выговорил это слово. – Я хотел всего лишь поблагодарить тебя, но утратил контроль над собой.
Софи прижала палец к губам. Полные и сочные, они манили Лайама и сейчас, и он не смог сдержать громкий стон.
– Подобное больше не произойдет. – Он не тот мужчина, который способен осуществить ее мечты. – Это не должно произойти!
Софи заморгала при виде его ярости. И не сказала ни слова.
– Я не собираюсь соблазнять тебя, чтобы заполучить своего племянника.
Софи выпрямилась:
– Ты слишком много думаешь о себе, Лайам Степлтон. Поцелуй был хорош, но дело совершенно не в этом.
Она побледнела, прижала руки к лицу, а затем бросилась бежать.
Что происходит?!
Неужели она собирается уехать вместе с Гарри из Неварры? Неужели он все испортил одним-единственным поцелуем?
