— Пошел вон! — освободив руки, я принялась с ним драться и царапаться. — Как ты посмел ворваться ко мне в душ?! — я вновь была зла, не могла контролировать эмоции, поэтому хотелось причинить ему хотя бы физическую боль. У меня не было длинных когтей, но я как-то умудрилась поцарапать ему лицо. — Выйди отсюда! Оставь меня в покое! — он так сильно вжал меня в стену своим железным торсом, что ребра затрещали. Перехватив запястья, завел их за мою голову. Мне было стыдно до ужаса. Чувствовала себя открытой, беззащитной. Злые слезы жгли глаза. — Никаких больше тренировок с тобой, псих!
— Ты думаешь, я разозлился, потому что ты меня ударила? — процедил Артем сквозь зубы. Его глаза были такими темными, что стало жутко. — Ты меня как лоха развела. Я с ума сходил, переживал, что с тобой что-нибудь случится. Думал, как эти чертовы игры закрыть, чтобы никто тебя пальцем не тронул. Посрать, телка это будет или пацан, я точно знаю, что переломаю им руки. А ты все это время делала из меня дурака!
— Иди и за Олю переживай! — попыталась ударить его коленкой, но он блокировал ногой удар и еще теснее прижался бедрами, мое лицо опалило стыдливым огнем.
— Я… из последних сил держу себя в руках, играю в гребаное благородство, но ты одним махом сметаешь все бастионы, взрываешь своими выходками мне мозг! Будишь во мне монстра, который мечтает тебя приручить! Знаешь, что мужчине нравится, когда коготки царапают не лицо, а спину? Я постоянно об этом думаю! Представляю, как выгибаешься подо мной, стонешь в голос, — перехватив мои запястья одной рукой, другой он зарылся в мои мокрые холодные волосы. Сжал их и немного оттянул голову назад, заставляя лицо подняться. — Пошло все!.. Не могу больше…
* * *
Сокол
Ее хрупкое тело вжималось в мое. Тонкая мокрая ткань была единственным барьером, который нас разделял, и это раздражало до скрежета зубов. Хочу ощущать ее обнаженность каждой клеткой своего тела. Стоило увидеть Киру под струями воды, мою злость заменило другое чувство, не менее сильное и сжигающее. Бороться с собой невыносимо. Стоило войти в душевую кабинку, как я проиграл. Что-то выговаривал малышке, а у самого от желания жилы рвались, потому что с трудом себя сдерживал.
Я столько раз видел ее во сне в купальнике, представлял под собой, как скидываю последнюю преграду. И вот она в моих руках. Нежная, сладкая, вкусно пахнущая, абсолютно голая. Руки фиксирую над головой. Дикая кошка оставила следы на лице. За это тоже стоит спросить. Хватаю за волосы, оттягиваю назад, открывая лицо и шею. Пытаюсь еще несколько секунд с собой бороться, ведь не пацан. Столько телок было, что в этой такого особенного, что мне срывает контроль от одного ее взгляда?
— Пошло все!.. Не могу больше… — проиграл бой с собой. Впился в пухлые губы. Кошка пыталась укусить. Пришлось чуть сильнее сжать грудь, поиграть до тех пор, пока не услышал тихий стон.
«Вот так! Умница, отвечай мне».
Ее запах, тело, тихие стоны доводят до черты. Я не помню, чтобы с кем-нибудь было так хорошо. Чтобы кончики пальцев жгло, чтобы вкус женщины пьянил, чтобы ее было мало и с каждой секундой хотелось еще больше, хотя вроде кажется, что это уже невозможно. У Киры и опыта ноль. Целуется, как школьница. Невинно, стесняясь, но это сводит с ума. Выбивает почву из-под ног. Мне ее мало. Хочу всю!
Мну нежный рот, играю языком, оттягиваю нижнюю губу, покусываю… Наверняка останутся следы. Похрен! Сейчас на все похрену! Потом буду думать, разбираться с тем, что со мной происходит! Почему готов все порушить? Почему Кира выводит на такие эмоции, которых за собой раньше не наблюдал. Куда делся самоконтроль?
Добрался до шеи, облизал, поцеловал сначала нежно, а потом чуть не сорвался. Захотелось заклеймить, чтобы все видели, что моя. Ушко, такое нежное… маленькое… чувственное. Кира стонет, когда я кончиком языка вожу по раковине. Отпускаю ее руки, кошечка уже не сбежит. Поплыла. Скидываю с себя мокрую футболку. Ее грудь трется о мой торс, и это такое сумасшествие. Ловлю новый приход сумасшедшего кайфа. Впиваюсь в раскрытый рот. Рычу, хватаю за горло и трусь внизу, даю почувствовать силу возбуждения.
«Да, девочка, это твоя заслуга! Я в таком состоянии с первого дня твоего появления в этом доме!»
Рука опускается на живот… ниже…. Там все гладко, под ноль. Готов упасть на колени и попробовать языком, хочу чувствовать на губах ее вкус.
— Не надо, — со всхлипом, когда пальцы добираются до сокровенного.
— Не обижу, Кира, — голос хрипит, словно я заядлый курильщик.
А ведь я ей вру. Не смогу остановиться. Она сама захочет продолжения, стоит только чуть сбавить обороты, довести девочку до нужного состояния. Сама попросит.
Накрываю ртом грудь. Она чуть выгибается, подается вперед. Усиливаю напор. Стонет.
Какая же она красивая! Чувственная, дикая, сумасшедшая. И такая сладкая!
Перед глазами пелена. Преодолев небольшое сопротивление, нахожу самую чувственную точку на ее теле. Кира вцепилась ногтями мое запястье, но я не чувствую боли. Тем более после нескольких поглаживаний хватка ослабевает. Идеальные черты лица искажены страстью. Глаза закрыты, нижнюю губу закусила. Кто-то сейчас придет к финишу без меня.
«Нет, девочка, вместе».
Скидываю вниз штаны с боксерами. Холодные струи воды не помогают унять жар тела. Подхватываю ее под ягодицы и поднимаю вверх. Обхватывает ногами мои бедра, выбивая из меня громкий рык. Точка невозврата, я это понимаю. Меня только пуля остановит… или Оля, которая зашла в душ и громко ойкнула!..
Твою!..
* * *
Кира
— Вышла отсюда! — зло прорычал Сокол.
Я дернулась. Думала, злость на меня направлена, а оказывается, мы были не одни. Злое шипение и оскорбления посыпались на наши головы, но из-за шума воды и гулко бьющей в голове крови я ничего и не расслышала. Сокол отпустил меня, дрожащие ноги коснулись холодного кафеля. Не отступил, продолжал прикрывать собой.
— Выйди! — рявкнул так, что я чуть не оглохла. Стук убегающих каблуков известил о том, что мы остались одни.
Резко ударил рукой по крану, вновь заставляя меня вздрогнуть. Холодные струи перестали бить по коже. Я стояла в капкане его рук, которыми он шлепнул возле моей головы. Злится. Нет, он в бешенстве. Дышит тяжело. Ноздри раздувает, глаза такие темные, что радужки не видно, все затопил зрачок. Все еще возбужден, я просто это чувствовала, взгляд опустить боялась.
— Ты яд, который лишает воли и сознания, — и это был не комплимент, он яростно выговаривал слова. — Тебе лучше убежать, пока я не продолжил, потому что ни о чем другом думать не способен, — голос хрипит, срывается. Но его злость помогла прийти в себя. Толкнув двумя ладошками в грудь, поднырнула под его рукой и выбежала из душа. Стянув с кровати простынь, закуталась в нее с головой, чтобы даже голых плеч видно не было.
Прежде чем бежать, нужно одеться, но пока Сокол оставался в моей уборной, сделать я этого не могла. Из душевой донесся глухой удар, через несколько секунд еще один, звонкий, что-то посыпалось. А потом, не глядя на меня, Сокол в мокрых штанах, оставляя следы на паркете, прошел к двери. Я смотрела на руку, забинтованную мокрой футболкой, по которой расползалось алое пятно.
Сумасшествие какое-то! Заглянула в ванную. Зеркало разбито, осколки в раковине и на полу. Капли крови на кафеле. Меня затрясло. От злости, обиды, непонимания, страха. Скинув с себя простынь, я быстро натянула первое попавшееся белье. Обычное, хлопковое. Спортивный костюм с капюшоном, под который спрятала скрученные в дульку влажные волосы.
Я не способна была ни о чем думать. И свою злость держала под контролем, как это было с отцом. Потому что понимала, не стоит провоцировать Сокола еще больше. Я до сих пор не понимаю, что произошло. Из-за чего его так бомбануло, что он устроил ядерный взрыв.
Быстро покидав в рюкзак сменные вещи, шлепки и небольшое полотенце, я позвонила Сане.
