— О да, у меня было много друзей, и думаю, я могла бы за кого-то из них выйти замуж, если бы папа не умер, оставив нас в таком стесненном положении. Хотя сейчас я сомневаюсь, что была бы счастлива.
— Все к лучшему. Ждите своего мужчину, Оливия.
— О, я жду, — заверила его она.
И только снова сидя с ним в машине, поняла, что ей не надо ждать своего мужчину. Он уже был здесь и сидел рядом.
Мистер ван дер Эйслер говорил о чем-то незначительном, и ее возбуждение понемногу улеглось. Ей бы спрятаться в какое-нибудь тихое место и подумать. Конечно, она не должна его больше видеть, надо перестать думать о нем, и чем скорее, тем лучше. Обыденный голос спутника оборвал ее размышления.
— У Бекки уже готов ленч. Пообедаете со мной, Оливия? А потом я отвезу вас домой.
Вот и конец всем ее добрым намерениям! Вылетели в окошко. Она сказала счастливым голосом:
— О, спасибо, как чудесно! А это не отвлечет вас от работы?
— Нисколько. Я свободен до конца дня. — Он говорил совершенно будничным тоном. Затем погрузился в молчание, и ей стало неудобно, что она не знает, что сказать. Спасительным предметом разговора была погода да еще вид из окна, и эти темы она развивала некоторое время, а мистер ван дер Эйслер, заметив, что ей с ним почему-то неловко, поощрял уместными спокойными репликами столь несвойственную ей разговорчивость. Постепенно к Оливии возвращалась ее обычная сдержанность, и к тому времени, как он остановился перед домом, девушка уже вполне владела собой.
Он заранее предупредил Бекки, что к ленчу у него будет гостья, и экономка открыла дверь с широкой улыбкой на стареющем лице, впрочем исподтишка изучая Оливию.
— Это Бекки, моя домоправительница, — представил он, — а это мисс Оливия Хардинг, она работает в школе, где учится Нелл.
— Очень приятно, — произнесла Бекки. — Наверное, мисс Хардинг захочет привести себя в порядок, я провожу ее, а вы пока просмотрите почту, мистер Хасо.
Подчиняясь мягкой тирании старой хранительницы очага, Оливия последовала за Бекки.
Мистер ван дер Эйслер ждал ее в гостиной, стоя у двери, выходящей в очаровательный маленький сад. Приветливая комната была обставлена антикварной мебелью и удобными современными креслами, сразу возникало ощущение, что жить здесь приятно. Берти, кошка Бекки, сидела на столике у стены и умывалась; она прервала свое занятие, чтобы посмотреть на Оливию, а мистер ван дер Эйслер опустил письмо, которое читал, и пригласил ее сесть у окна.
— Перед ленчем неплохо будет выпить. Шерри? Или вы предпочитаете что-то другое?
— Шерри, пожалуйста. — Оливия огляделась: стены были почти сплошь увешаны портретами. Несколько минут хозяин и гостья о чем-то разговаривали, потом она спросила: — Можно посмотреть портреты? Это ваша семья?
— Да, английская ветвь. Моя бабушка была англичанкой, она оставила мне этот дом и все, что в нем находится. Я тут часто бывал в детстве и когда учился в Кембридже, так что чувствую себя тут, как в родном доме.
Она кивнула.
— Так и должно быть, раз вы здесь были счастливы. — Она вдруг засмеялась. — Подумать только, Дебби вас жалела, что вам в Лондоне одиноко.
— Добрый ребенок. А вы тоже меня жалели, Оливия?
— Нет, не то чтобы жалела. Мне было просто интересно, где вы живете. — Она торопливо прибавила: — Пустое любопытство.
Ничего плохого тут нет, решила она, когда вошла в гостиную и увидела его у двери в сад. Несколько минут в туалетной комнате Оливия давала себе добрые советы и теперь держалась спокойно, уверенно. Правда, она испытывала сильнейшее желание броситься ему на шею, но чувство собственного достоинства возобладало. Обходя комнату, она разглядывала портреты: пожилые джентльмены с бакенбардами, мужчины помоложе, с решительными подбородками, опирающимися на белоснежные галстуки, маленькие, изящные леди, несколько миниатюр с детскими головками. Были также два портрета красивых молодых женщин со смеющимися глазами; Оливия остановилась перед ними и услышала за спиной:
— Это бабушка и мама. Они совсем не похожи на женщин предыдущих поколений в нашей семье. Такие же высокие, прекрасно сложенные, как вы. И такие же красивые.
— О, — только и сказала слабым голосом Оливия. «Прекрасно сложенные» — значит, толстые? Женщины на портретах не казались толстыми, но они были пышными. Мысленно Оливия оглядела себя и вспыхнула, когда он иронически сказал:
— Нет, Оливия, я не имел в виду «Полные». Можете не беспокоиться об этом. У вас именно такие формы, какие должна иметь женщина.
Она не глядела на него. Да, беседа отклонилась от того прохладно-дружелюбного русла, в котором начиналась. Оливия сказала с вежливой холодностью, хоть щеки ее еще горели:
— У вас красивые предки.
— Видели бы вы голландскую ветвь семьи! Они провели полжизни, позируя художникам.
— Они тоже были врачами?
— Все до одного.
Она решилась взглянуть на него.
— Вам в наследство должна была достаться вся их мудрость.
На мгновенье тяжелые веки поднялись, приоткрыв ясную голубизну глаз.
— Очень глубокая мысль, Оливия. Я постараюсь поддержать семейную традицию.
В дверь постучали, вошла Бекки.
— Эта безобразница Берти опять сидит у вас на столе. А для нее тоже готов обед. Мистер Хасо, если вы уже выпили для аппетита, я разливаю суп.
Столовая находилась по другую сторону холла. В небольшой комнате стоял громадный круглый стол, вокруг него были расставлены стулья с плетеными спинками, на боковом столике блестело массивное столовое серебро, над камином эпохи Регентства мирно постукивали часы. Шторы из толстого фиолетового бархата, полированный паркетный пол. В такой комнате приятно обедать, думала Оливия, принимая от Бекки тарелку супа.
Суп оказался вкусный, с зеленью и сметаной, за супом последовали бараньи отбивные с молодой картошкой, горошком и мелкой-мелкой морковкой. А уж бисквит с кремом был само совершенство! Оливия, которая никогда не жаловалась на аппетит и к тому же была непривередлива, съела все до крошки.
Пить кофе они перешли в гостиную, и Оливия огляделась уже без смущения. Здесь не было какого-то господствующего цвета: на ковре смешались приглушенно-синий, тускло-зеленый и розовый тона, длинные парчовые шторы в обоих концах комнаты имели цвет увядшей розы, а обивка стульев соответствовала цвету ковра. Мебель из тиса и яблони и великолепный шкаф-горка с замысловатой инкрустацией украшали комнату.
— У вас, конечно, есть кабинет, — высказала вслух свою мысль Оливия.
