— Ты действительно собираешься это сделать, да? — спросила она устало и огорченно.
— Ну, а чего же еще ждать от такого презренного типа, как я? — проговорил он с кривой усмешкой. — Я должен соответствовать своему имиджу, так ведь?
— Значит, либо я… я соглашусь спать с тобой, когда бы тебе этого ни захотелось, либо ты распространяешь обо мне эту ложь.
— Абсолютно верно, — согласился он, изогнув губы в иронической ухмылке. — Точнее не скажешь.
— Это называется шантаж, — заключила Катриона, с презрением оглядывая его. — Ты еще гнуснее, чем я думала.
Он пожал плечами.
— Ты всегда можешь пойти в полицию, если считаешь, что от этого будет толк. Но почему-то я думаю, что ты этого не сделаешь. — Он посмотрел на чаек, кружившихся над головой, и спокойно произнес: — Что же касается того, чтобы спать со мной… об этом мы поговорим позже. Все, что мне нужно от тебя сейчас, это дружелюбная улыбка и обещание показать окрестности. Теперь, когда я увидел это место, я и вправду думаю, что оно нуждается в ком-то вроде меня, пора вдохнуть в него жизнь. Надеюсь, у тебя есть водительские права?
Она кивнула, сердито глядя на него.
— Хорошо. — Райан выпрямился и передал ей ключи от машины. — Моя машина осталась возле вашего дома. Будь добра, доставь ее к гостинице завтра утром после завтрака. — Он развернулся и пошел по дамбе к гостинице, оставив Катриону одну.
Через несколько минут он вошел в бар, приветливо кивнул вечерним завсегдатаям, затем сел за стойку и заказал большую порцию виски. Жизнь полна маленьких сюрпризов, думал Райан. Решение приехать сюда было принято внезапно, продиктованное гневом. Здравый смысл подсказывал ему, что самым разумным было бы просто забыть обо всем, провести здесь ночь и завтра вернуться в Лондон. Но впервые в жизни он не мог вести себя разумно.
Эта Катриона Макнейл была совсем не похожа на ту, с которой он познакомился в Лондоне. Это была не женщина, а дикая кошка, и ей надо было преподать урок. Кроме того, было что-то такое в этих огромных голубых глазах, что заинтриговало его и чему было трудно сопротивляться.
Почти всю ночь Катриона не могла сомкнуть глаз, она беспокойно металась и заснула только под утро. Была ли у нее хотя бы одна спокойная ночь с тех пор, как она встретила этого человека? Она не могла припомнить ни одной. Голова и все тело были словно налиты тяжестью, и только контрастный душ помог ей немного прийти в себя. Она выглянула из окна, чтобы посмотреть, какая погода. Похоже, будет еще один жаркий день. Она надела легкую хлопчатобумажную юбку и блузку без рукавов в веселую полоску, расчесала волосы и спустилась в кухню, приветствуя мать.
— Я сама собиралась приготовить завтрак, мама. Не думала, что вы уже встали. Почему бы тебе не посидеть, я все сделаю сама.
Продолжая помешивать кашу, мать неодобрительно сказала:
— Уже почти семь часов. Жизнь в Лондоне тебя разбаловала. Когда ты жила здесь, то ровно в шесть уже была на ногах, как и все остальные. — Она кивком указала на дверь черного хода. — Отец ушел полчаса назад, он чинит ловушки для омаров.
Катриона налила себе чашку чая и села за стол. Если бы она сказала матери, что некоторые люди в Лондоне встают в половине шестого, чтобы вовремя добраться до работы, та все равно бы ей не поверила. Она бы и сама не поверила, если бы своими глазами не видела очереди на автобусы и в метро.
— Надеюсь, сегодня утром у тебя настроение лучше, чем было вчера, — недовольным тоном сказала мать. — Из тебя и слова не вытянешь. А от выражения твоего лица молоко бы прокисло.
— Я… мне очень жаль, мама, — пробормотала Катриона извиняющимся тоном. — У меня болела голова.
— Хмм! — Это оправдание не убедило мать. — У всех болит голова, но это не служит оправданием для плохих манер. Только мы с твоим отцом старались поддерживать разговор. Вполне естественно, что нам интересны твои новые друзья. Мы же твои родители, в конце концов.
Катриона вздохнула.
— Я же извинилась, мама. Давай больше не будем это обсуждать, ладно? Головная боль еще не прошла.
— Даже слепой заметил бы, что ты нравишься мистеру Хайнду, — продолжала мать, не обращая на ее просьбу никакого внимания.
Она старалась не прислушиваться к комплиментам в адрес Райана Хайнда, в которых рассыпалась мать, но это было все равно, что не замечать зубную боль. Райан Хайнд производил на людей благоприятное впечатление, особенно на женщин — независимо от возраста. Он казался великолепным образцом романтического героя: мужественный, обаятельный, вежливый, внимательный… Казалось, в нем есть все качества, которые женщина хотела бы видеть в мужчине. А когда открывается его истинная сущность, уже слишком поздно.
Если бы только у нее хватило присутствия духа прямо сейчас рассказать матери, как она заблуждается! Но если она расскажет им правду, они будут убиты. Она попала в безвыходную ситуацию. Нельзя рассказать и нельзя не рассказать.
Если бы здесь была Мадж, она бы придумала, что делать с Райаном Хайндом и его возмутительной попыткой шантажировать ее. Но, Боже мой, как бы отнеслась ее мать к Мадж, которая непрерывно курит и пьет, а иногда выражается довольно резко? Что сказал бы преподобный Макфи, она точно знала.
Спасибо еще, что мать не слишком углублялась в обсуждение этого вопроса. Она считала Мадж просто добросердечной пожилой женщиной, которая предложила Катрионе работу в своем магазине и свободную комнату в своей квартире.
Конечно, можно позвонить Мадж в любой момент и спросить ее совета. Но злоупотреблять дружбой нельзя. Мадж и так сделала для нее больше, чем можно было ожидать. Либо она сама справится с этой проблемой, либо она не имеет права считать себя взрослым и независимым человеком, который способен позаботиться о себе.
— Катриона!
Она очнулась.
— Извини, мама. Я… я задумалась.
— Да. Я вижу. Пойди скажи отцу, что завтрак готов. Проверь, чтобы он снял ботинки, прежде чем войдет в кухню.
После завтрака Катриона взяла на себя мытье посуды и уборку. Она растягивала это занятие, как могла. Потом предложила матери помочь по хозяйству, но к десяти часам вся работа была сделана, и она поняла, что отступать некуда.
Сжав в руке ключи от машины Райана, она вышла из дому. Машина раскалилась от палящего солнца, и находиться внутри было невыносимо, поэтому девушка открыла окно и дверцу и подождала несколько минут. Когда в машине стало немного прохладнее, она села за руль. Ей пришлось отрегулировать кресло, чтобы ноги доставали до педалей, потом она захлопнула дверцу и включила зажигание. Утробно рыча, двигатель ожил, а она какое-то время внимательно изучала панель. Она не знала назначения половины из этих кнопок и не понимала, что на них написано. Чтобы заставить эту машину двигаться, нужно иметь диплом летчика, подумала она. В салоне пахло новой кожей и освежителем воздуха с запахом сосны. Затаив дыхание, Катриона выжала сцепление, переключила коробку передач на первую скорость и сняла машину с ручного тормоза.
