Трудно поспорить. Мы одни посреди пустынной дороги. Нет ни единого намека на другие авто. Ночь. Полная безнаказанность. Если кого-то еще и занесет сюда, то не каждый посмеет остановиться и затеять спор с полицейским.
Давид пьян. Можно легко представить дело как несчастный случай. Парень не справился с управлением, вот и все.
Мой разум объят паникой.
— Я не маньяк, — говорит, словно прочел мои мысли.
— Тогда отпустите нас.
— И позволить твоему вдрызг пьяному парню сесть за руль?
— Я… я поведу.
— Выходит, у тебя есть водительские права?
— Нет… с собой.
Я лгу. И он это понимает. Я не вижу, но я физически ощущаю, как он ухмыляется, насмехается надо мной. А в следующее мгновение его пальцы сжимаются на моем горле. Несильно. Но дыхание перехватывает.
— Малыш, — хрипит Давид. — Пусти ее, ублюдок!
— Малыш? — издевательски переспрашивает полицейский.
Отпускает меня и подходит к нему, хватает за волосы, тянет вверх, заставляет подняться так, чтобы я увидела залитую кровью рубашку.
— По-пожалуйста, вы-вызовите врача, — шепчу сбивчиво.
Полицейский сдергивает с Давида пиджак. Что-то высыпается на землю из кармана. Осколки? Похоже на разбитую бутылку.
— Это не рана. Так, пара царапин.
Он срывает и рубашку.
— Видишь? Все чисто. Стеклянная фляжка с ликером пострадала намного серьезнее, а твой парень почти целым остался.
Я перевожу дыхание с явным облегчением. Черт. Он прав. Это просто ликер такого цвета. Не кровь.
— Но это легко исправить.
Полицейский достает дубинку, прижимает к горлу Давида. Тот лишь слабо дергается.
— Превышение скорости. Вождение в нетрезвом состоянии. Сопротивление при аресте. Нападение на сотрудника полиции. Хранение наркотиков.
— У меня нет наркотиков, — возражает Давид.
— Будут.
— Я не…
— Я найду.
— Ты не посмеешь! Ты…
— Я могу пристрелить тебя прямо тут.
По его тону понятно, что это не пустая угроза, а вполне вероятное развитие событий.
— Чего ты хочешь? Денег? Я заплачу.
— Ее.
Давид закашливается.
— Я не понял, — говорит глухо.
— Я хочу ее.
— Решай. Или я вызываю подкрепление и мы оформляем все официально. Или я забираю твою девушку на ночь.
2
— Что?! — не выдерживаю, вступаю в беседу. — Вообще-то я тоже здесь нахожусь.
— У меня такие связи, тебе и не снилось, — цедит Давид.
— Вот и проверим.
— За одно это предложение тебя в порошок сотрут.
— Хорошо.
— Ты даже не догадываешься.
— Будь по-твоему.
— Ты ничего не докажешь.
— Посмотрим.
— Да тебя самого упекут в тюрягу!
Полицейский ничего не отвечает, вызывает подкрепление по рации.
— Ладно, — вдруг заявляет Давид. — Забирай ее.
— Ты чокнулся?! — восклицаю я.
— Я думал он блефует, просто денег хочет.
— Ты… ты серьезно?!
— Мне не нужны проблемы с полицией.
— Я не твоя вещь. Ты не можешь дать меня напрокат.
— Отец сказал, что больше не отмажет. Ясно? Я не могу так рисковать.
— И что? Я теперь должна тебя прикрывать?
— Слушай, это же просто…
— Просто? — теряю дар речи.
Чужие пальцы скользят по моей спине. Их жар ощущается даже сквозь ткань. От лопаток к пояснице. Все ниже и ниже, заставляя дрожать.
— Не хочешь помочь своему парню?
Полицейский подталкивает меня к автомобилю. Толкает, вынуждая опереться ладонями о багажник. Останавливается сзади.
— Раздвинь ноги. Шире.
— Нет.
Сглатываю так, что горлу становится больно.
— Я должен тебя обыскать.
Резиновая дубинка легко проникает между моими бедрами, шлепает по внутренней стороне, заставляя подчиниться и выполнить приказ. Расставить ноги шире, как по команде.
— Прошу, я не…
— Вы имеете право хранить молчание, — говорит он.
Его ладони накрывают мои. Я смотрю на эти крупные, длинные пальцы. На четко очерченные, контрастно проступающие вены. Я забываю дышать.
В его руках столько силы, что это невольно завораживает. И пусть он не причиняет мне боли, не сдавливает, не сминает. Я легко могу понять на что он способен.
Его ладони поднимаются выше, застывают на плечах и соскальзывают к груди, забираются под платье.
— Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде.
Он сжимает мои соски, принуждая вскрикнуть.
Мне стоило надеть бюстгальтер. Но разве его бы это остановило?
— Ваш адвокат может присутствовать при допросе.
Он слегка отстраняется, отпускает меня, проводит руками по талии, по животу, ощупывает со всех сторон. И от этих прикосновений даже под кожей ощущается легкое покалывание.
— Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством.
Хриплый шепот над ухом сводит с ума. Горячие дыхание жжет похлеще каленого железа.
— Вы понимаете свои права?
Дубинка движется по внутренней стороне бедра. От колена. Выше, выше. Приподнимая платье, пробуждая лихорадочный озноб. Замирает в паре миллиметров от того места, где разгорается настоящий пожар.
Я вся подбираюсь, приподнимаюсь на носочки.
Чертовы каблуки.
Ноги напряжены до предела, мышцы нервно сокращаются, трепещут. Плоть наливается свинцовой тяжестью.
Дубинка касается другого бедра, повторяет тот же самый путь. Только наоборот. Зеркально отражает движение. Вниз. До колена.
— Вы понимаете свои права? — повторяется тот же вопрос.
Я не думаю, просто отвечаю:
— Да.
И дубинка резко взмывает вверх, прижимается между ног. Мощно, плотно. Заставляя подскочить.
Я пораженно всхлипываю.
Из меня толчками выделяется влага, нижнее белье моментально промокает. Между бедер становится невыносимо горячо. А дубинка дразняще скользит по кружеву.
Вперед. Назад. Вверх. Вниз.
Я с трудом удерживаюсь от протяжного стона.
Господи. Как это возможно?
Мой парень валяется на земле. Избитый, униженный. А я позволяю абсолютно неизвестному человеку вытворять такое, что даже озвучить стыдно.
И самое худшее — я ловлю от этого кайф.
Он перемещает дубинку, теперь она не только задевает чувствительные точки, а упирается в клитор. Низ живота сводит судорога.
Я не могу допустить, чтобы… Я не должна. Я не могу кончить вот так. От движений дубинки, которой он практически трахает меня.
Я подаюсь назад, стараюсь уклониться, соскользнуть. Сама того не ведая, я резко прижимаюсь задом к бедрам полицейского.
— А ты резвая, — насмешливо заключает он.
Его восставший член едва ли меньше его дубинки. Горячая плоть вдавлена между моих ягодиц. И пусть нас разделяет ткань, это не защитит.
Я хочу отстраниться. Я пытаюсь. Но на самом деле, я не делаю для этого ни единого движения. Выгибаюсь, льну плотнее.
Он отбрасывает дубинку.
Я впиваюсь зубами в собственный кулак, чтобы не заорать. Кусаю до крови, пока во рту не становится солоно.
Он кладет ладони на мою задницу, притягивает сильнее, совершает несколько коротких, размашистых движений. Просто трется возбужденным членом о меня, вбивает между ягодиц, не раздеваясь, не проникая.
И я кончаю.
Мое тело сотрясают волны бешенного оргазма. Позвоночник изгибается до боли. Совсем не чувствую ног. Обмякаю, продолжая трепетать, биться в мелких, почти невидимых судорогах.
— Неплохо, — он отходит в сторону, будто любуется зрелищем, и снова возвращается, поглаживает по заду. — Идти сможешь?
— Что ты… что ты делаешь с ней? — подает голос Давид.
Я молчу.
Он перебрасывает меня через плечо и относит к своему автомобилю, усаживает на переднее сиденье, пристегивает ремнем безопасности.
Я слышу, как он заводит двигатель. Я чувствую, как авто трогается с места. Я не способна заставить себя разлепить губы.
— Где ты живешь? — спрашивает он.
— Какая разница?
— Я должен знать, куда тебя отвезти.
