Я улыбнулась, умиротворённо разглядывая её светящееся радостью личико и благодаря Бога за то, что он послал этих двоих друг другу. Вряд ли Дахи нашёл бы себе жену лучше Эвелины — она такая милая, искренняя, нежная. А ей вряд ли удалось бы встретить другого такого же заботливого, доброго мужчину, воспитанного на моральных ценностях и опытного в семейной жизни. Я была по-настоящему счастлива, что Дахи познакомился в России с Линой и она помогла ему забыть мальчишеское чувство ко мне, в котором было больше стремления подражать отцу, чем реальной страсти.
После завтрака Терджан со старшими сыновьями отправились по делам, дети — на женскую половину, Эвелина — спать (видимо, её мужчины тоже не дали ей как следует отдохнуть), а я — к своему новому тайному увлечению.
Дело в том, что несколько месяцев назад скончалась тётка Терджана по отцу Феруза — она овдовела ещё в молодости, не имела детей и жила в доме своего брата, в маленьком флигеле. После её смерти, прибирая в доме, слуги обнаружили несколько коробок со старыми книгами и журналами, подписанные именем моего покойного свёкра — "Джадир" — и так как никто из родственников не проявил к ним интереса, их прислали мужу. И я возблагодарила Небеса за этот подарок. Ибо среди древней макулатуры на малознакомом языке (с чтением у меня было не очень) я обнаружила толстую общую тетрадь в кожаной обложке, заполненную… прописными латинскими символами. Язык был мне незнаком, хотя я могла предположить, что это что-то из Восточной Европы, но, к счастью, с помощью компьютера и интернета я имела доступ практически ко всем языкам мира.
Так я получила посвящение в личную историю незнакомой мне женщины из прошлого. И чем больше я расшифровывала эти таинственные письмена, тем в большее изумление меня повергало это повествование. Я словно собирала пазл, складывая из маленьких кусочков удивительную и невероятную картину, которая открывала мне глаза на то, что случилось в доме моего покойного свёкра много лет назад, и одновременно заставила взглянуть иначе на события моей собственной жизни и жизни моего мужа Халиба Терджана Насгулла. Возможно, наши отношения не были такой уж случайностью…
Глава 2. Дневник пани Беаты
17 апреля 1968г
Число поставила почти наугад, потому что никакого календаря у меня тут, конечно, нет. Примерно прикинула, сколько я уже здесь — и ужаснулась. Почти два месяца, чёрт меня раздери! Самое время впадать в отчаяние.
Ну, то, что меня никто не ищет, — это понятно. Потому и не находят. А кто меня будет искать? Кому я нужна? Мамочке моей, что ли? Ей давно ничего не интересно, кроме пива — она и младшую Мартину-то под градусом рожала. Многочисленные братья и сёстры тоже заняты своими делами — в основном, выживанием. Честно говоря, я вообще не уверена, что кто-то из них заметил мою пропажу. Разве только Ядвига — так как я заняла у неё денег на билет. Это же надо быть такой дурой — поплыть в Америку на корабле! Фантастический идиотизм! Ну что мне стоило сесть в самолёт, выпить снотворное, а через полдня очнуться в новом мире? Так нет же, панна Беата боится высоты — она поплывёт на кораблике по морям-океанам, в которых, как оказалось, ещё не перевелись пираты, попадёт к ним в плен, после чего её продадут в рабство здоровенному, отвратительному, чернущему, как чёрт, кабану, и он… Боже, я никогда в жизни не забуду тот вечер, когда впервые увидела, а точнее, услышала пана Насгулла. Напишу об этом завтра, сейчас нет сил пережить всё это заново…
18 апреля 1968г
В сауну меня загоняли с криками и пинками. Я сопротивлялась изо всех сил: царапалась, как кошка, и орала, как дурная. Намаявшись со мной, служанки позвали какого-то важного мужика в богатом кафтане, и он хорошо пару раз приложил меня плёткой. После этого желания сопротивляться значительно поубавилось, хотя до этого я воображала, будто предпочту смерть каким-либо непотребствам. Одевали меня в полупрозрачный костюм уже почти без скандала — я только время от времени нервно дёргала руками и ногами, но сильно выступать опасалась. А потом тот самый толстый мужик отвёл меня в роскошно убранную спальню и, придвинувшись к самому лицу, стал угрожающе рычать что-то непонятное — впрочем, всё было ясно по интонации: не дёргайся, детка, будь послушной — и всё будет хорошо. Впрочем, это не факт. Я слыхала, будто богачи с наложницами такое делают, что нормальному человеку и в кошмарном сне не привидится — просто от большой и больной фантазии. И тут уж слушайся — не слушайся — получишь по полной программе.
Меня всю сжимало и передёргивало, как от удара током. Дело в том, что я — девственница. Вовсе не от моральных устоев или религиозных запретов. Честно говоря, я в бога не особенно верю. Просто я берегла себя для хорошей жизни. Многие мои знакомые — и сёстры в том числе — начинали жить взрослой жизнью в 15–16 лет. Очень быстро беременели и дальше всё сводилось к двум вариантам: нищая беспросветная семейная жизнь — дети, нескончаемые скандалы, подработки уборщицей, пока вся эта голодная орава дома, и тому подобное. Или одинокое материнство — не особенно лучше. У таких женщин появляется возможность доучиться и найти нормальную работу тогда, когда молодость уже прошла, куча времени потрачена на тупое выживание, и красота поблёкла.
Я поняла, что мужчинам доверять нельзя — и потому смогла сохранить себя "нераспечатанной" до восемнадцати лет. А потом выправила документы, заключила договор с фирмой и купила билет на корабль в страну своей мечты.
Конечно, я влюблялась, да и сама нравилась парням — внешностью бог не обидел, и характер мой бойкий нравился многим мужчинам. Но я хотела большего, чем эти игры в любовь. Я хотела чего-то достичь, получить образование, выбиться в люди — а там уже можно и замуж за какого-нибудь респектабельного американца. Воображение рисовало мне дом в пригороде Лос-Анджелеса, с гаражом и бассейном. Лужайку для барбекью, большую лохматую собаку и трёх счастливых ребятишек — сытых, чистеньких и в целой незалатанной одежде. Мне до чёртиков надоело выживать в Восточной Европе.
20 апреля 1968г
Но оказалась я здесь, полураздетая, в богатой спальне с кроватью под балдахином, и это отчаянно терзало мне сердце. Что я сделала не так? Вела себя честно, никого не обманывала, всего собиралась добиться сама, своим трудом — и куда это меня привело? Как тут можно верить в бога? Нет-нет, мир отнюдь не создан кем-то мудрым и добрым. Это хаотическое нагромождение трагических случайностей, и в нём нет места наивной вере в чудеса.
Мне вдруг стало так грустно, так паршиво на душе (если только она у меня есть), что я снова задумалась о смерти. Меня не станет — и всё закончится. И пусть эти дурацкие случайности громоздятся на кого-нибудь другого.
Послышались шаги в коридоре, и тоска вперемешку со страхом сжали моё сердце. Захотелось убежать, спрятаться — куда угодно, только не принимать на себя ответственность за происходящее. Даже вернуться домой теперь казалось не так страшно. Там я, по крайней мере, была свободна. Безумное детское желание спрятать голову в песок вдруг овладело мной, и я, недолго думая, залезла под кровать. Какой в этом смысл? Никакого. Просто отсрочить то, что собиралось произойти. Просто отогнать на минуту страх, сковавший льдом все внутренности. Не то чтобы под кроватью было не страшно — но это хоть какое-то действие. Просто стоять и ждать, как овца на заклание — это невыносимо.
Громко щёлкнула ручка двери — этот звук раздался в моей голове, словно выстрел. Шаги из коридора переместились в комнату, и тут их хозяин обескураженно замер. Ха-ха! Что, рабовладелец, удивлен? А где девчонка-то? Пропала? Куда она могла деться? А вот поищите-ка! Мысль о том, что сейчас из-за моей детской выходки все ответственные за меня слуги получат по первое число, даже немножко согревала. Особенно сильно хотелось, чтобы наказали толстяка, который огрел меня плёткой. Да, пусть его тоже отхлещут! За то, что недоглядел.
