— Хорошо. Отпусти только…
Проветрив квартиру, заперлась на все замки, твердо решив не отпирать дверь. Улеглась не раздеваясь, — обманывала себя…
4 глава. Рождество. Сочельник. 22.20
Очень надеялась на то, что засну крепко-крепко и не услышу звонок в дверь. Но заснуть не получалось. И звонок прозвучал так громко, будто раздался не в прихожей, а у меня над ухом.
Не дыша, на цыпочках, прокралась в прихожую, приникла к глазку. И увидела ровно перед ним упаковку чая. Хм, со своим пришёл…
Рука потянулась к замку — ну какой смысл морочить голову себе и ему, какой смысл ломаться? Можно ведь впустить и просто поговорить! Объяснить этому мальчику всё…
— Не откроешь, я петь буду! — угроза прозвучала заманчиво. Я притормозила, так и не открыв.
— Давай!
— В лесу родилась ёлочка,
В лесу она росла-а!
Зимой и летом стройная…
Громко и фальшиво затянул он. Тут же из квартиры напротив донеслось недовольное:
— Да что же это такое? Ночь на дворе! А они поют! Я полицию сейчас вызову.
В глазок я наблюдала, умирая от смеха, как Валентина Федоровна сунулась было на площадку, но увидев Вадима в форме, тут же молча запрыгнула обратно в свою квартиру.
— Я еще много песен знаю! Продолжаем концерт? — он повернулся к глазку. — Или всё-таки впустишь?
— Впусти его, Ксюха! Я спать хочу! — донеслось из соседней квартиры, от дальнобойщика Лёхи, который недавно вернулся из рейса.
Отперла дверь, понимая, что вместе со мной свидетелями представления являются и все мои соседи.
— Проходи, клоун! — со вздохом сказала ему.
— Давно бы так, — прихватывая бутылку шампанского и торт со ступеньки ведущей наверх лестницы, ухмылялся он.
Разделся, как у себя дома. Осмотрелся, не обращая внимания на меня, истуканом замершую в дверном проеме, ведущем на кухню. Вымыл в ванной руки. Осторожно проскользнул в кухню мимо и поставил на плиту чайник — как хозяин, блин! И молчит при этом! Что за представление такое? Что это вообще значит?
— Садись, — указал мне на мою же табуретку у стола. — Поговорим.
Форма немного сбивала с толку — ну не привыкла я грубить представителям органов полиции! Усилием воли заставляла себя смотреть не на форму эту, а в лицо его. Но… У него был такой непонятный, такой странный взгляд, что я тушевалась, теряла мысль, забывала обо всём, кроме одного — я ему нравлюсь! Он ради меня все это представление разыграл!
— Спрашивай, — скомандовал он, и меня словно прорвало в ту же секунду:
— Если даже допустить, что это не спор, то почему тогда ты раньше ко мне не пришёл? Мы два года в комиссии вместе работаем!
— Это просто: вчера в паспортный стол зашел случайно, а твой муж документы на прописку принёс, не удержался — посмотрел паспорт, подумал, с чего бы ему где-то в другом месте прописываться. А там — штамп о разводе. Вот…
— То есть, если бы мы не развелись, ты бы никогда не…
— Нет. Ты ж не позволила бы? Нет? Или всё-таки да?
— Нет, — сказала твердо, знала, что семью всегда выше всего ставила, никогда бы не смогла врать и изворачиваться, и изменять ниже своего достоинства считала. — А девушка твоя… Ты же рассказывал, что жениться собирался!
— Ага. Рассказывал. И очень хотел разглядеть хоть какую-то реакцию твою на такие слова. Но реакции не было. Впрочем, как только я узнал, что ты развелась, я расстался с нею.
— Ты жестокий.
— Я честный.
— Обидел девушку…
— В любви ей никогда не признавался. Хотя… да, ты, конечно, права. Она расстроилась. Но… Меня тянет к тебе. Я целый день мимо окон твоих езжу туда-сюда! Народ, наверное, думает, что в полиции сегодня учения!
Я всё-таки села на табуретку. Не понятно, зачем это сделала. Но как-то моментально оказалась с ним рядом, в опасной близости, когда даже при тусклом свете лампочки на моей кухне были хорошо видны морщинки в уголках его глаз (улыбается много…), тёмные вкрапления в голубых радужках, щетина, пробивающаяся на скулах и подбородке… А еще меня окутал запах — мы с ним так близко никогда не находились друг к другу — незнакомый, приятный, что-то мужественно-сандаловое, а впрочем, я никогда не разбиралась в запахах…
Разглядывала его. И он почему-то молчал. Смотрел тоже. Как-то удивленно, как-то непонятно, нечитаемо всматривался в мое лицо.
— Вадим! — он вскинул глаза, подобрался весь в ответ на свое же имя. — Это все как-то неожиданно. Как-то невовремя, что ли… Я старая для тебя! Я очень старая! Ты найдешь себе молодую, стройную, без детей. Такому, как ты, любая девушка рада будет…
— Не нравлюсь?
— Нравишься. Но…
— Но что? Мне зачем любая? Мне ты нужна!
— Со мной не получится поиграть и уйти. У меня дети взрослые! Я с ними живу! Как я тебя представлю? Да вообще…
Я вдруг поняла, что пытаюсь уложить в своей голове, как можно было бы наши отношения (возможные) вписать в реалии моей жизни! Я же вчера ещё даже не думала о таком! Ведь и не мечтала совершенно! А сейчас сладко сердце замирает при одном взгляде на него! Вот она натура мерзкая бабская — только пальцем мужик поманил, и уже готова на все!
— Дымом неплохо так провонялось все… Как ты здесь спать собираешься? Угоришь!
— А я форточку открою и спать буду. Нормально…
— Замерзнешь.
— Одеяло второе возьму.
— Давай я согрею?
Теперь вскинулась я — напряглась, удивляясь его наглости и жару, внезапно окатившему меня с головы до ног.
— Я так по-блядски выгляжу? — вот ведь обидно же! Доступной ему кажусь! Так просто — час назад признался в симпатии, а сейчас уже в кровать зовет! — Даже чаю не попьем, сразу трахаться будем?
— А что тебя удивляет? Да! Ты меня и физически привлекаешь тоже! И чай мне твой на хрен не сдался! Мы же два года знакомы уже! Для меня это срок и немалый! Но… если честно, я согласен и фильм вместе посмотреть! И просто поговорить — всегда интересно с тобой общаться было…
— А есть хочешь? — не знаю, зачем спросила. Просто подумалось, что он с работы, что дежурство только закончилось и, наверное, он проголодался. И пусть это было не мое дело совершенно, зачем-то хотелось накормить, чисто по-женски понаблюдать…
— Хочу, — тут же согласился он.
Грела в микроволновке борщ. Хлеб он вызвался порезать сам. Заваривала принесенный Вадимом чай, который всем "на хрен не сдался", но вдруг неожиданно помог мне руки занять… И немного жалела, что ничего вкусного не приготовила к празднику… Он рассказывал о прошедшем дежурстве, о куче вызовов, которая всегда бывает в праздники. Семья, блин, образцовая! Да как так? Ну не реально как-то все это!
Потом он ел. Аккуратно, но без особого смущения, словно не замечая моего заинтересованного внимательного взгляда.
— Теперь что, выпроводишь меня? — сказал с усмешкой. И потом на мой утвердительный кивок продолжил. — А как же "в баньке попарить и спать уложить"?
— Я на первом свидании в свою баньку никого не пускаю! — почему-то стало смешно и мне.
— Хорошо. Буду, значит, спать грязный!
Он поднялся, помыл посуду в раковине, а потом, шагнув к столу снова, вдруг замер за моей спиной. Я прямо всей кожей его ощущала, всем телом! Но он не двигался, а я не могла найти в себе силы, чтобы повернуться.
И когда он обнял сзади, обвивая руками плечи, прижимая к себе затылком, хотела зажмуриться и прогнать наваждение! Но упрямо смотрела на широкие ладони, сцепившиеся в замок перед моими глазами.
И дышать не могла, не смела. Забыла обо всем на свете! Боже мой, как же давно меня никто не обнимал! Как же давно никто так бережно, так ласково не гладил мои плечи. Как же давно… не желал никто, как женщину, — в спину вжималось яркое доказательство этого желания!
Он склонился к уху и заговорил, лаская дыханием щеку:
— Если хочешь, будем встречаться. Я завтра вечером приду — в кино поедем. Или в кафе чай пить… С детьми познакомишь. Как хочешь, так и будет. Мне спешить некуда. Буду добиваться.
