обложек журналов и слегка пухлые губы с четким контуром делали ее желанной практически для каждого мужчины. Еще больше совершенствовали образ Легран в меру вытянутый овал лица, не резкие, но достаточно глубоки скулы, а также укороченное каре с небрежной волнистостью. Однако на фоне всего изящества, невозможно было отвлечься от западающих в душу ее внимательных карих глазах, которые на солнце приобретали янтарные вкрапления, и неестественно длинных ресниц, будто бы накрашенные тушью. Фигура — песочные часы. Придаваться описанию красоты подобного телосложения — все равно, что переписывать один из томов «Войны и мир». Потому проще сказать, что целостная картина — предмет зависти для многих девушек, мечтающих об идеальном теле. Но, несмотря на любовь к своему внешнему виду, жизнь без выдуманных недостатков — сказка. Касио ненавидела родинки на спине, расположившиеся точно как небесные светила какого-нибудь созвездия. Она считала их чем-то уродующим изящество женской спины. Помимо «звезд», Легран предвзято относилась к морщинкам на лбу, появляющимся при напряжении бровей, когда мимика лица транслировала удивление или недовольство. Она переживала о внешности сквозь время, потому мысли об этих неровностях приводили ее в раздражение и заставляли нервно прикусывать нижнюю губу.
Девушка называла себя эстетом, потому что огромное удовольствие приносила ей именно визуальная часть всего окружающего. Прихотливая натура имела высокие стандарты. Самым неприятным зрелищем для Касио, например, являлось однообразие: непосильным трудом было свыкнуться с повторяющимся каждую встречу нарядом собеседника. Излишне утомительно и сложно для требовательной особы было не иметь возможности оценить чье-то незаурядное одеяние, зацепиться за новые красочные детали и создать в голове несколько других образов с ними. Зачастую излишняя придирчивость становилась предметом ненависти Легран, особенно в таких случаях, когда человек глубокий и занимательный зачастую отвергался ею именно из-за неразберихи или скучности внешнего вида. Однако именно таков был секрет комфорта любительницы всего прекрасного: тандем внутренней и визуальной красоты.
Объятья Морфея душат, порой согревают,
От дикого мира оберегают.
Холодная кожа под одеялом,
Подушка сжата крепко в руке:
В погоне ночной за идеалом,
Скатилась беззвучно слеза по щеке.
Буквально минуту назад старая разрисованная рама подверглась стрельбе. Цветные осколки обрушились на стол, покрыв собой различные бумаги, сплелись воедино с ворсинками ковра и в последнюю секунду направились к ошеломленному лицу Легран, мирно сидевшей на своженной кровати. И стоило одному из осколков некогда живого витража коснуться прикрытого века Касио, она вскочила из-под одеяла, одновременно отмахиваясь рукой от приближающейся опасности. Нелепость движений, отсутствие колких звуков размельченного стекла и совершенно спокойная обстановка вокруг привели ее сперва в замешательство, а после в чувства. Витраж цел. Толстый кот дремлет. Волосы примяты на макушке. А это значит — снова кошмар.
Девушка любила пить свежесваренный в турке кофе. Терпкий напиток как ничто лучше бодрил даже самым неприятным утром. Поднеся кружку к обезвоженным губам, Касио уставилась на витраж. Огромное старинное арочное окно, некогда совершенно невзрачное и пустое, теперь стало настоящим произведением искусства. Если бы это была японская мультипликация, в очах девушки непременно вырисовались бы сердца. И это совершенно неудивительно, ведь автором творения была сама Легран. Вдохновившись эстетикой готического витража, Касио провела месяца, воссоздавая нечто похожее. Буйство красок, точность линий и образ девушки с крыльями, занимающий центральную часть композиции, заставляли воздух в помещении свежеть, дыхание становиться смиреннее, голос тише, а движения более размеренными. Удивительные вещи творило это художественное произведение. Казалось, в иной раз сердце остановится, душа запорхает под потолком и вырвется на волю сквозь окно с изогнутыми узорами витража, символизирующего свободу. Однако, невероятная красота для Легран, другим могла показаться пугающей и зловещей. Свет искажался, комната озарялась холодными ультрамариновыми лучами, и присутствовало ощущение, будто сквозь подол платья изображенной девушки чужак наблюдает за любыми движениями. Несмотря на то, что жилище располагалось на высоком уровне, чувство незащищенности могло взять верх над логикой. Витраж вместо символа свободы в мгновение ока мог превратиться в решетку, из-за чего комната становилась похожей на тюремную камеру — темную, холодную и бесчувственную.
Девушка вновь думала о значении приснившегося ей обстрела. Несмотря на частую мрачность ночных кинофильмов, жизнь в ирреальном мире была для Легран чем-то загадочным и жутко интересным. Удивительным моментом здесь являлась единая карта выдуманных местностей. Каждый раз, попадая в сон, Касио видела различные сюжеты: повторяющиеся вновь или совершенно новые. Но вне зависимости от этого фактора места были прежние каждый раз. Казалось, будто это действительно существующий город с особенностями присущими любому населенному пространству, с детальными прорисовками и запоминающимися издержками того или иного архитектурного стиля. На протяжении долгого времени положение вещей в прямом смысле этого словосочетания видоизменялось, но никогда не оставалось незамеченным. Подобно возвращению в изменившийся с годами отчий дом, Касио замечала перемены, а события и места вызывали ностальгию. Настолько они были привычны и родны, что чувства в реальной жизни и жизни иллюзорной практически не различались. Девушка действительно ощущала, что живет в двух мирах. Когда происходило сравнение, невольно лучшим среди двоих становился ирреальный, где мертвые жили, а скука повседневности стремительно умирала и становилась настоящим ничтожеством перед образом несокрушимой насыщенной движением жизни. Незавершенные события имели свойство продолжаться, когда Легран вновь погружалась в сон. Они начинались с момента, где обрывались в прошлый раз. Бывали случаи, где сновидения десятилетней давности возобновлялись и продолжали интригующее повествование. Это был своего рода сериал, совмещающий в себе восстановление энергии и досуг. Касио запоминала практически все увиденное после пробуждения. Годами детальная информация хранилась на книжных полках внутри шкафа, называемого черепом. Сильно взбудоражившие и напугавшие в далеком прошлом маленького ребенка сновидения боролись за свое место среди новообразовавшихся воспоминаний. Но в результате они не вытесняли друг друга, а находили компромисс и лишь расширяли возможности памяти. Таким образом, получалось создавать связь между разными событиями ночного мира, что позволяло постепенно собирать пазл единого сюжета.
Однако объятия Морфея порой использовали удушающие приемы в виде воссоздания образов, по которым девушка неистово скучала. Так, например, после пробуждения возникало желание исчезнуть, когда в действительности не было того человека, в которого Легран вжималась, обнимая на протяжении всего сновидения. Кожа после пробуждения все еще помнила теплые желанные касания, а мозг повторял одну и ту же фразу: «Я все понял, Кас. Теперь я больше никогда не покину тебя». А вокруг теперь уже только пустая кровать и мокрые следы на подушке…
Судьба насмешливо шутила,
Но ведь могла предотвратить чернила,
Что разлились по белому листу.
И жажда
