Молли выползла из ванной, как напуганная мышь из норки. Она понимала, что выглядит смехотворно в добротном одеянии из плотного белого — хлопка, купленном в порыве гнева в «Хэрродс». Рубаха с длинными рукавами и застежкой под горло ниспадала до самого пола, собиралась в бесформенные складки и придавала Молли отдаленное сходство с парусным судном. В приглушенном свете ночника виднелась огромная кровать. Тускло поблескивающие ширмы красного дерева за время ее отсутствия Вито раздвинул, и теперь кровать предстала перед ней во всей своей красе, маня и пугая. Вито возлежал на взбитых подушках; его большое мощное тело лишь отчасти прикрывала единственная простыня, да и та почти соскользнула на пол. Как ни в чем не бывало, он смотрел новости по телевизору.
— Перестань дрожать, — произнес он, не повернув головы в ее сторону.
Молли вытерла о рубашку мокрые от пота ладони.
— А что же мне еще делать, может, ты подскажешь? — жалко огрызнулась она, не решаясь двинуться с места.
Вито соизволил наконец посмотреть на нее. Смотрел он очень долго, так показалось Молли, и в его золотых глазах мерцали недоверчивость и насмешка.
— Ты что, решила поиграть в Мэри Поппинс и сейчас выпорхнешь из окна, унесенная западным ветром? — очень сухо осведомился он. — Или же за этой грудой пуговиц и кучей завязок скрывается что-то извращенно-сексуальное? Что ты там прячешь?
— Боюсь, ничего.
— Тогда снимай поскорее эту гадость, — с плотоядной улыбкой пророкотал Вито. — Шутка удалась, раздевайся.
У Молли перехватило дыхание, растерянные зеленые глаза едва выдерживали его выжидающий бесстыдный взгляд.
— Кто платит, тот заказывает музыку. — Вито сладко потянулся и улыбнулся ей опять. — Так всегда бывает в жизни, piccolo mia.[6]
— Свинья ты, — неуверенно выговорила Молли, отступая к дверям, но тут запуталась в необъятных складках своего одеяния, нечаянно наступила на волочащийся по полу подол, споткнулась и неминуемо упала бы, если бы ее не поддержала непонятно откуда возникшая сильная рука. Секунда — и Молли уже сидела на краешке огромной кровати.
Она слышала громкое прерывистое дыхание Вито совсем рядом с собой. Ее обдало жаром, исходящим от его сильного, напряженного тела.
— Ты права, прости меня. Я очень старался не думать о нашей злополучной брачной ночи… Помнишь, Ты заперлась в этой чертовой ванной и наотрез отказывалась выходить? — скрипнул он зубами. — И вот сегодня ты опять проводишь в ванной полтора часа, а потом выплываешь на свет Божий в эдаком симпатичном саване!
Глаза Молли наполнились слезами. Она понимала, о чем он говорит, хотя ей ужасно хотелось ничего не понимать. И, что ее особенно потрясло, он сейчас вспоминал ту страшную ночь с тем же горьким сожалением, что и она. Секунду Молли бездумно наслаждалась идущим от него теплом и силой, но затем заставила себя отстраниться.
— Так не годится, — глухо пробормотала она.
Вместо ответа Вито склонился к ней и сжал ее в объятиях прежде, чем она поняла, что он собирается сделать. Он уложил Молли на кровать, тщательно оправил на ней ночную рубашку, натянул подол на выглядывающие из-под него пальцы ног. Потом он оглядел результат своих трудов, и насмешливые искорки зажглись в его темно-золотых глазах.
— Теперь ты похожа на изображение со средневековой гробницы. Прекрасная и неприступная.
— Ты не слышал, что я сказала? — Рассерженная и обескураженная мгновенной переменой его настроения, Молли снова встала, и блестящие волны рыжеватых волос рассыпались по ее плечам.
Вито закутал ее в простыню, будто укладывал спать маленького капризного ребенка.
— Девичьи страхи, вот и все.
— Но я не могу так! — выдохнула Молли в полном отчаянии от своей неспособности объяснить ему что-либо. — Это все неправильно!
Вито протянул руку и щелкнул выключателем — в спальне воцарился полумрак.
Молли покачала головой, желая хоть так объяснить свою последнюю фразу. На Вито она старалась не смотреть.
— Чистым безумием с моей стороны было прийти сюда… Я не подумала как следует… Мною владели мысли о Найджеле, Лине и детях… и в пылу спора мне показалось, что выбора у меня нет… А тебя я винить не могу, ты не виноват, ты говорил, что у меня есть право выбора, и…
Тонкие длинные пальцы медленно погрузились в волосы Молли и мягко прикоснулись к голове; другая рука Вито привлекла ее еще ближе к себе.
— Поговорим утром, — пообещал он.
— Утром меня здесь не будет! Мне надо поговорить с тобой сейчас!
— Слушаю тебя, — хрипло выговорил Вито, поднял от подушки свою красивую темноволосую голову и жарко приник губами к бешено пульсирующей точке в ямочке между ключицами Молли.
Молли встрепенулась от неожиданности и от нахлынувшего возбуждения, задрожала, выгнула спину, груди тяжело налились под шершавой тканью рубашки, и мучительно затвердели чувствительные соски.
— Не надо, я не могу думать, когда ты это делаешь, — с трудом пролепетала она, — а я хочу объяснить тебе, что…
Теплые ладони легли ей на щеки, длинные пальцы нежно поглаживали ее волосы.
Едва дыша, Молли затихла; все мысли куда-то улетучились, она беспомощно сдвинула брови, пытаясь вспомнить, что же такое хотела растолковать Вито.
— Я очень, очень хочу тебя, сага, — настойчиво шептал он ей, притягивая ее еще ближе, ласково провел кончиком языка по плотно сжатым губам Молли, и они дрогнули и открылись. — И мне необходимо, чтобы ты хотела меня так же сильно.
Его язык беспрепятственно проник в глубь нежного рта Молли. Она уже не сопротивлялась, только вновь затрепетала, когда он поднял ее над собою, продолжая осыпать страстными поцелуями. Сердце ее неслось вскачь, руки судорожно вцепились в плечи Вито, между бедрами занимался жидкий огонь. Потом словно река вырвалась из берегов внутри ее, и волны желания поглотили Молли. Она упала на Вито, неистово прижимаясь губами к его губам, отвечая ему в жадном нетерпении.
Безумно… глубоко… навсегда — последнее, что она успела подумать. Потом было не до мыслей. Вито непривычно неловкими пальцами пытался расстегнуть пуговицы на ее ночной рубашке; он нервничал все больше и больше, и, наконец разразился потоком итальянских ругательств. Она заметила, что руки Вито трясутся, и ее пронзило ощущение своего женского могущества. Потом ее блуждающий взгляд скрестился с его — сияющим и золотым, и она сама задрожала от желания. Вито обнажил ее тугие белые груди, с нетерпеливым стоном накрыл их ладонями, поглаживая большими пальцами заострившиеся розовые соски, жаждущие его прикосновений.
