Взбешенная и смущенная, Одри рывком повернулась к нему, открыла рот… и тут же закрыла его. Что она могла сказать?
— Вы очень привлекательная юная дама, — нежно сказал он. — Я с удовольствием целовал вас.
— Вы уверены, что я испытывала то же самое? — отрывисто бросила она.
— Да. Только так я могу объяснить вашу агрессивность, Одри. — Голос Витторио звучал мягко, обольстительно, и она снова почувствовала томительное возбуждение, его губы были так близко… слишком близко. Стоило только немного податься вперед, и… — Я думаю, что в глубине души вы добры…
Что? Она проглотила комок в горле и, не зная, что ответить, облизала губы.
— Почему вы так считаете?
— Из-за зонтика.
— Зонтика? — эхом повторила она.
— Да. Он в моей машине. Вместе с небольшой суммой в лирах — платой за такси.
Она нахмурилась и смутилась.
— Как вы узнали?
— Когда вчера я выходил из дома с Джованной, — сухо уточнил он, — ко мне нерешительно подошла пожилая дама с синим зонтиком и деньгами в руках. Она искала Рико. Когда я спросил, в чем дело, она рассказала, что одна молодая леди дала ей зонтик и деньги на такси, но не назвала точного адреса, по которому можно было их вернуть. Только фамилию Рико и весьма туманное описание места.
— О…
— После этого я понял, почему вы тогда так сильно опоздали. И промокли до нитки.
— Да…
— Это и есть доброта.
— С ней был маленький мальчик — наверное, ее внук. Они замерзли, промокли и устали, — пролепетала Одри.
— Вы всегда стесняетесь, когда люди узнают о ваших хороших поступках?
— Да нет. Просто это такая мелочь… — пожала она плечами.
— Для нее это была не мелочь.
Одри только поежилась от неловкости.
— У вас очень мало денег — насколько я понимаю, всего остального тоже, тем не менее вы отдаете все, что у вас есть, незнакомой старой леди без всякой уверенности в том, что когда-нибудь получите обратно.
— Там было совсем немного. Всего несколько тысяч лир.
— Когда у вас нет ничего, несколько тысяч лир — тоже деньги. И я потратил весь вчерашний вечер на то, чтобы разгадать загадку Одри.
— Никакой загадки нет. И льстить мне глупо, — насмешливо добавила Одри, пытаясь сделать так, чтобы последнее слово осталось за ней. — Я снова могу начать преследовать вас!
— Значит, вы преследовали меня?
— Нет.
— Жаль.
— Что? — переспросила ошеломленная Одри и вдруг услышала эхо торопливых шагов. — Кто-то идет, — прошептала она то ли с облегчением, то ли с досадой.
Витторио хитро улыбнулся, выпустил ее руку и поднял лежавший на ступеньке фонарь. А затем — наверное, для перестраховки — заколотил в дверь.
Открывший ее пожилой человек рассыпался в извинениях перед Витторио. Впрочем, она не поняла и половины его слов. Одри устало улыбнулась старику, а затем вслед за Витторио вышла наружу.
Маричелли быстро отвел ее к машине, снял покрывало с заднего сиденья, закутал Одри и посмотрел на нее сверху вниз.
— Дождь кончился, — ни с того ни с сего сказала она.
— Да.
Одри отвела глаза, не зная, что сказать, потом посмотрела на небо, на звезды и вздрогнула.
— Я боялась, что останусь там навечно и больше никогда не увижу неба.
— Думаете, мы бы бросили вас? — лукаво спросил он.
— Нет, но мне показалось, что прошло очень много времени.
— Вам не показалось.
Она кивнула, по-прежнему не сводя глаз с небосклона.
— Я вижу Орион и, наверное, Большую Медведицу… — Она едва заметно улыбнулась, а затем снова посмотрела на Витторио. — Извините меня за… Я имею в виду…
Он не ответил, лишь только приложил к щекам Одри теплые ладони, посмотрел на нее сверху вниз, плутовато, по-мальчишески улыбнулся, и она засмотрелась на Витторио, не в силах отвести глаз.
— Покажите мне, где вы ударились, — нежно велел он, и Одри покорно отвела волосы, показав ему шишку. Витторио легонько провел по ней пальцем, а затем наклонился и бережно поцеловал. — Все пройдет, — хриплым голосом сказал он.
— Да, — едва дыша, прошептала Одри. Что-то случилось, но она не знала, что именно. Он заставлял ее чувствовать себя неопытной, наивной, и поскольку Одри не умела флиртовать и кокетничать и не знала, почему Витторио продолжает оставаться таким добрым, она неловко спросила: — Это Рико поднял тревогу?
Он снова улыбнулся.
— Видимо, не найдя никого из нас, он заволновался и позвонил сторожу.
— Но почему это заняло столько времени?
— Не знаю, — сухо ответил Витторио. — Когда мы вернемся, можете спросить его сами. А спросить меня, почему вчера вечером я поцеловал вас, вы не хотите?
— Что? — недоуменно промолвила она.
— Вы не считаете это странным?
— Странным?
Он слегка пожал плечами.
— Вы действительно забыли передать мне окончание разговора с Алексом?
— Да. Мама прервала меня на полуслове. А потом я забыла.
— И погнались за мной. Не потому ли, что хотели посмотреть на Джованну? — поддразнил он.
— Нет! И не смейте так улыбаться! Мне безразлична ваша Джованна! И почему вы вчера улыбались? Потому что считали это смешным?
— Нет. Когда-нибудь я расскажу вам об этом… может быть.
Раздосадованная до глубины души, Одри пробормотала:
— А когда вы целуете Джованну, вы тоже улыбаетесь?
— Нет, потому что Джованна никогда не злит меня.
Не веря своим ушам, Одри повторила:
— Не злит?
— Да, не злит, потому что я этого не люблю. Я терпеть не могу злиться. Поэтому я и вынужден был вас поцеловать.
— Так же, как Джованну?
— Нет, потому что у Джованны никогда не бывает такого выражения лица, словно она хочет, чтобы ее крепко поцеловали.
Значит, у нее самой было такое выражение? Она, Одри, хотела, чтобы Витторио ее поцеловал?
— А у меня? — едва выговорила она.
— Да. Пол крепко целует вас?
— Нет… Да. Не ваше дело!
Улыбка Витторио погасла. Он провел пальцем по щеке Одри и посмотрел на ее губы.
— Конечно, я не должен был целовать вас. Я знал это, но не ожидал, что поцелуй может пронять мужчину до глубины его циничной души.
— Так было?
— Да. Вы бесили меня, раздражали, злили…
— Лишала вас спокойствия?
— Я начал сомневаться, что в этом прекрасном теле есть душа… и вдруг открыл, что вы можете быть доброй и щедрой. Кроме того, я открыл, что если хорошенько покопаться, в вас можно найти даже зачатки чувства юмора.
— Тогда почему вы говорили, что я преследую вас? — спросила окончательно сбитая с толку Одри.
