– Я тебя убью! – выпалила она.
– Вот в этом я не сомневаюсь, – небрежно заметил Колин. – Ни чуточки. Вопрос лишь в том, когда это произойдет.
– Колин!
– Скорее все-таки раньше, чем позже, – промурлыкал он. – Но, по правде говоря, я полагал, что прежде заработаю апоплексический удар из-за плохого поведения.
Пенелопа изумленно воззрилась на супруга, и тот решил уточнить:
– Из-за твоего плохого поведения.
– За мной ничего такого не водилось, пока я не встретила тебя, – резко возразила она.
– Ха-ха-ха! – фыркнул Колин. – А вот это забавно.
И Пенелопе пришлось замолчать. Потому что, пропади оно все пропадом, ее супруг был прав. И так уж получилось, что именно в этом заключалось все дело. Колин, зайдя в холл, сбросив пальто и довольно пылко облобызав Пенелопу (на глазах у дворецкого!), небрежно бросил:
– О, кстати, я так и не сказал ей, что ты Уислдаун.
А уж если и можно было счесть что-либо недостойным поведением, так это как раз сочинительство на протяжении последних десяти лет печально известных «Светских новостей леди Уислдаун». За прошедшие годы Пенелопа, скрываясь под псевдонимом, сумела оскорбить почти всех представителей высшего света, даже себя. (Разумеется, светскому обществу показалось бы подозрительным, если бы автор не посмеялась над девушкой, выглядящей, словно перезревший лимон, в ужасных платьях желтого и оранжевого цвета, которые ее заставляла носить мать.)
Незадолго до замужества Пенелопа «удалилась от дел», но попытка шантажа убедила Колина, что лучше всего открыть тайну супруги всему высшему свету при помощи красивого жеста, поэтому он объявил о подлинной личности леди Уислдаун на балу своей сестры Дафны. Все это было весьма романтично и очень… ну, красиво, но когда вечер подошел к концу, выяснилось, что младшая сестра Колина исчезла.
Элоиза многие годы была ближайшей подругой Пенелопы, но даже она не догадывалась о самой большой тайне новоиспеченной миссис Бриджертон. Причем не догадывалась до сих пор. Элоиза ушла с бала прежде, чем Колин сделал объявление, а, догнав беглянку, он, похоже, не счел нужным что-либо ей рассказывать.
– Если честно, – заметил Колин с несвойственным ему раздражением, – это меньшее, чего она заслуживает после того, через что заставила нас пройти.
– Ну да, – прошептала Пенелопа, чувствуя себя так, словно предает лучшую подругу, даже просто произнося эти два коротких слова.
Но весь клан Бриджертонов буквально обезумел от беспокойства. Да, Элоиза оставила записку, однако та каким-то образом затерялась среди других писем, адресованных ее матери, и прошел целый день, прежде чем семья уверилась, что их сестру и дочь не похищали. Однако даже тогда никто из Бриджертонов не вздохнул с облегчением; Элоиза могла уехать по собственной воле, но семейству потребовались еще одни сутки, чтобы перерыть комнату беглянки до основания, обнаружить письмо сэра Филиппа Крейна и понять, куда она могла убежать.
Принимая во внимание все это, в словах Колина был свой резон.
– Через несколько дней нам придется снова ехать туда на свадьбу, – заметил он. – Вот тогда мы ей все и расскажем.
– Ох, но так же нельзя!
Помолчав какое-то время, Колин улыбнулся.
– Почему же? – спросил он.
По глазам Колина, устремленным на жену, было видно, что причина ему прекрасно известна.
– Ведь это будет день ее свадьбы, – объяснила Пенелопа, понимая, что он надеялся услышать объяснение позамысловатее. – Элоиза должна находиться в центре внимания, я не могу огорошить ее такой новостью.
– Мне немного не нравится подобный альтруизм, – задумчиво заметил Колин, – но, поскольку конечный результат останется неизменным, я все же дам свое согласие…
– Мне не нужно твое согласие, – перебила мужа Пенелопа.
– И тем не менее я его тебе даю, – спокойно ответил тот. – Мы оставим Элоизу в неведении. – Он сложил вместе кончики пальцев и вздохнул с видимым удовольствием. – Это будет самая лучшая свадьба.
В это мгновение в гостиную зашла служанка, неся тяжелый поднос с чаем. Пенелопа постаралась не обращать внимание на ее тихое ворчание, когда та наконец смогла поставить все на стол.
– Можете закрыть за собой дверь, – приказал Колин, стоило служанке выпрямиться.
Пенелопа метнула взгляд на дверь, потом на мужа, который поднялся и стал задергивать портьеры. Он подошел к супруге, обвил руками ее талию.
– Колин! – воскликнула Пенелопа, почувствовав прикосновение губ к шее и тая в объятиях любимого. – Мне казалось, ты хотел поесть.
– Верно, – промурлыкал он, стягивая корсаж ее платья. – Но тебя я хочу больше.
Опускаясь на диванные подушки, которые непостижимым образом оказались на плисовом ковре, Пенелопа почувствовала себя по-настоящему любимой.
***
Несколько дней спустя Пенелопа сидела в экипаже, поглядывая в окно и ругая себя на чем свет стоит.
Колин спал.
Какая же она глупая трусиха, что так переживает перед новой встречей с подругой. Это же Элоиза, ради всего святого! Больше десяти лет они были друг для друга словно сестры. Даже ближе. Однако, возможно… не настолько близкими, как обе считали. У каждой из них были свои секреты. У Пенелопы руки чесались от желания свернуть подруге шею за то, что та не рассказала о своем поклоннике, но на самом деле ей и самой не было оправдания. Когда Элоиза узнает, что ее лучшая подруга и есть леди Уислдаун…
Пенелопа содрогнулась. Колин, вероятно, предвкушал этот момент, – он просто лучился дьявольским ликованьем, – а вот ей, по правде сказать, было как-то не по себе. За весь день Пенелопа так и не поела, хотя обычно никогда не пропускала завтрак.
Она стиснула кулаки, вытянула шею, чтобы получше рассмотреть окрестности за окном, – ей показалось, что они уже повернули на подъездную аллею Ромни-холла, хотя полной уверенности в этом не было, – а потом снова посмотрела на Колина.
Он все еще спал.
И она его стукнула. Разумеется, осторожно, потому что вовсе не считала себя жестокой, но, по правде говоря, разве это справедливо, что супруг спал сном младенца с того самого момента, как экипаж тронулся в путь? Колин устроился на своем месте, уверился, что жене удобно, а потом, прежде чем она успела произнести «тебя» во фразе «Очень хорошо, благодарю тебя», его глаза закрылись.
Спустя полминуты он уже захрапел.
Это, в самом деле, несправедливо. По ночам он тоже всегда засыпал раньше нее.
Пенелопа снова ударила супруга, на сей раз посильнее.
Колин что-то пробормотал во сне, слегка поменял положение и съехал в угол.
Пенелопа подвинулась. Ближе, ближе…
Потом нацелила свой острый локоток и ткнула спящего мужа под ребра.
– Что за?.. – Колин тут же проснулся и выпрямился, моргая и кашляя. – Что? Что? Что?
– Мы, кажется, приехали, – сообщила Пенелопа.
Колин выглянул из окошка, потом повернулся к супруге.
– И ты сочла необходимым оповестить об этом, напав на меня с оружием?
– Это был мой локоть.
Он посмотрел на ее руку.
– Да, моя дорогая, ты вооружена крайне костлявыми локтями.
Пенелопа ни капли не сомневалась, что ее локти, – как и все ее тело, если уж на то пошло, – вовсе не были костлявыми, но спорить с Колином, казалось, бесполезно, поэтому она просто повторила:
– Мы, кажется, приехали.
Ее муж прильнул к стеклу, сонно моргая.
– Похоже, ты права.
– Как мило, – восхитилась Пенелопа, глядя на изумительно ухоженные земли. – Почему ты мне сказал, что имение в запустении?
– Так и есть, – ответил Колин, протягивая жене шаль с неприветливой улыбкой, как будто пока не привык заботиться о благополучии кого-то еще. – Держи, там холодно.
Было раннее утро; постоялый двор, где они провели прошлую ночь, находился всего в часе езды отсюда. Большая часть семьи остановилась у Бенедикта и Софи, но их дом был недостаточно просторным, чтобы вместить всех Бриджертонов. К тому же, пояснил Колин, они с Пенелопой молодожены, поэтому им требуется уединение.
