— Ну почему ты так со мной, а? Ведь было же хорошо, правда?
Но Ленка обречена была смотреть на него через черное стеклышко…
Ленка еще раз взглянула на стекляшку в руке и без сожаления бросила ее в урну. Она вспомнила, как год назад, тоже в июне, на одном из модных фотовернисажей, в котором она участвовала, к ней подошел импозантный мужчина. Выглядел он весьма респектабельно, одет был модно и дорого, вокруг мэтра вилась небольшая свита из молодняка. Ленка почувствовала, что незнакомец смотрит на нее в упор.
— Здравствуйте, Елена! — сказал он неестественно бодрым голосом. — Давненько мы с вами не виделись.
— Здравствуйте, Игорь Всеволодович, — улыбнулась Ленка. — Никогда не сомневалась, что вы сделаете неплохую карьеру.
— Может, смоемся куда-нибудь в более укромное место, — предложил старый знакомый интимным шепотом. — Посидим, вспомним кое-что, наконец, вкусно поужинаем. Я знаю тут неподалеку один симпатичный ресторанчик. Ленка, пойдем, — вдруг взмолился он прежним, подзабытым тоном, — ну, прошу тебя.
— Извините, сегодня не могу, — улыбнулась Ленка. — Приходится, Игорь Всеволодович, много работать, даже по ночам кадры отсматривать, на компе их обрабатывать, короче, денежки зарабатывать. Да вы не огорчайтесь, вон сколько молодых и красивых девушек вокруг, уж вам-то… Только свистните!
— За что ты меня так? — вдруг спросил он, опять глядя на нее, как тогда в Ялте, глазами побитого спаниеля.
— «Не смотри, не смотри ты по сторонам», — пропела Ленка, слегка фальшивя, и, осторожно пожав его влажную, протянутую кверху ладонью, как у нищего, руку, развернулась на каблуках и поспешила с друзьями на фуршет.
Все это было в какой-то прошлой, далекой жизни. Ленка старательно упрятала эти воспоминания в самые дальние уголки памяти, чтобы они не выплывали оттуда, не мешали жить дальше. И все-таки история с Гариком порой всплывала в памяти в самые неожиданные моменты, и подробности тех дней, словно едкие пары, поднимались, как со дна ядовитого озера. Как часто, глядя на Антона, Ленка думала: «Может, и хорошо, что он меня не замечает, я ведь не достойна большой любви. Раз я тогда уступила Гарику, значит, такая же, как он. Можно ведь было найти способ поставить его на место».
Липкие прикосновения Гарика, его убежденность в собственном праве на всех женщин, особенно на тех, которые зависят от него, отвратительная мораль этого человека… Вот и сегодня подступило к горлу. Застучало в висках, стало трудно дышать… И зачем она подняла из травы это проклятое черное стеклышко!.. Похоже, самые страшные чудовища и вправду живут внутри нас. Ну что ж, все равно надо как-то жить дальше. А главное, помочь Антону с честью выйти из этой нехорошей истории. Затронуто доброе имя ее друга, она не успокоится, пока не расставит все точки над «i».
Ленка оказалась на автомобильной стоянке возле своей раскаленной, как нутро микроволновки, «ласточки». Привычно открыла дверь, швырнула рюкзак на заднее сиденье, завела мотор, и машина бодро рванула с места, как застоявшаяся лошадка.
— Спокойно. Не оборачивайся! Ехай прямо, коза! — вдруг услышала она незнакомый голос.
Этот голос сзади был то ли низким женским, то ли очень высоким мужским. По интонациям Ленка поняла: он принадлежит мужчине. Она взглянула в водительское зеркало, однако смогла разглядеть только темные очки и поднятый капюшон куртки.
— А вы кто такой? Что делаете в моей машине? Грабеж! Я позвоню в милицию! — закричала девушка.
— Ща, побазарь мне тут, — противно завизжал голос, и незнакомец ткнул ее в спину кулаком. — Давай, сучка, шустрее ехай до поворота и не оглядывайся. Тока тихо. Если, конечно, жить хочешь.
Ленка жить хотела и потому молча повиновалась. Ее трясло крупной дрожью. Пальцы прыгали на руле. Это что еще за спектакль? Явно не из-за Лелиной фотографии. Тогда что же? Внезапно в памяти всплыл Гарик. Он всегда выпрыгивал, как черт из табакерки, когда Ленке было особенно плохо.
«Если этот мерзавец станет домогаться, сопротивляться не буду, — мысленно решила она. — К чему умирать смертью храбрых? Да и чем этот подонок хуже Гарика? По крайней мере, не прикидывается, не миндальничает, не скрывает своих гнусных планов».
Но у незнакомца были явно другие намерения. У поворота он заставил Ленку остановить машину и рявкнул:
— Флешку с записью скачек! Мне! Быстро! И не оглядывайся.
— Это моя работа, мне за нее заплатят в газете гонорар. — Ленка слабо возражала, пытаясь скрыть дрожь в руках. Еще не хватало, чтобы этот подонок получил удовлетворение оттого, что напугал ее.
— Давай, я сказал, быстро, или поговорим по-другому, гонорарщица фигова!
Ленка нехотя повиновалась. Спокойно достала флешку и, не оборачиваясь, словно в режиме замедленной киносъемки, передала назад незнакомцу. Тот сунул ее в нагрудный карман и выскочил из машины, хлопнув дверью…
Леля сидела на кухне и неторопливо попивала зеленый чай с горьким шоколадом. С детства она привыкла заедать горьким пористым или просто горьким все проблемы. И никакие диеты, никакая Алла Матвеевна, чьи установки Антон порой со смехом передавал ей, не заставили бы отказаться от этой маленькой слабости. Даже теперь, когда сцена обязывала хорошо выглядеть, Леля не могла отказаться от этой невинной слабости. «Все лучше, чем алкоголь и сигареты, в конце концов, шоколад — самый безобидный антидепрессант», — утешала себя тайная сладкоежка, отламывая очередной кусочек. Почему-то в этот раз вкусный антидепрессант действовал слабо. Леля вспомнила летний вечер, когда они с Антоном впервые стали близки, и заплакала. «Пусть наш короткий роман останется в памяти сладко-горьким, как этот шоколад, — подумала, всхлипывая. — И так же легко растает, как этот кусочек во рту. Все же это лучше, чем если бы нашей любви вообще не было».
Леля заметила на столе вазу с клубникой и уже протянула к ней руку, но вдруг резко отдернула. Она вспомнила, что совсем недавно Антон кормил ее клубникой, клал ей прямо в рот сочные спелые ягоды и слизывал алый сок с ее губ и шеи. «Надо приказать себе все забыть, — решила Леля. — Забыть прямо сейчас. Я же сильная. Иначе я не смогу жить дальше. Все напоминает мне об Антоне. Особенно музыка. А без музыки мне не прожить».
Она сделала глубокий вдох и попыталась отвлечься. Но приказать себе забыть — еще не значит перестать помнить. Рассудок Лели не хотел ничего слышать об Антоне. А ее тело… Грудь каждой клеточкой помнила его поцелуи, бедра — его нежные прикосновения, колени — его ласковые пальцы. Шоколад и кофе вместо того, чтобы успокоить сердце, разбередили душу, разбудили тайники памяти, заставили думать об Антоне настойчивей.
