Она хотела спросить, что значит и это, но не решилась, взглянув в мрачное лицо Антонио. Пока она вытаскивала из машины Натана, Антонио позвонил в дверь. Несмотря на теплый вечер, Викторию охватил озноб. Она была рада, что теплое тельце Натана прижимается к ней, потому что ей вдруг стало очень страшно.
Виктория думала, что у Антонио роскошный дом, но он не шел ни в какое сравнение с домом его отца. Длинный холл с мраморным полом и фамильными портретами по стенам завершался раздваивающейся лестницей, переходящей в галерею. Похоже, здесь легко можно было заблудиться, хотя бродить по дому одной совсем не хотелось, даже открывший дверь дворецкий угнетал ее.
Антонио отослал его и провел Викторию в гостиную, где горел огонь, освещая персидские ковры и мебель темного дерева. Отца Антонио не было видно.
— Я начинаю нервничать, — призналась Виктория.
— Не стоит. Старик любит появляться эффектно.
Натан крутился у нее на руках, и она опустила его на пол: пусть лучше играет с машинками. Антонио подошел к шкафу:
— Выпьете?
— Нет, спасибо. Думаете, ваш отец поверит, что наш брак настоящий?
До недавнего времени Антонио думал, что ему все равно, наоборот, он жаждал рассказать отцу правду. Однако его адвокат посоветовал быть осторожным и поддерживать иллюзию настоящих отношений, пока управление компанией не перейдет к нему. Антонио согласился, он не хотел все испортить. Он удовлетворится выражением лица отца, когда тот узнает, что у Виктории уже есть ребенок, не связанный кровью с семьей Кавелли.
— Не вижу причин, почему бы ему не поверить, — беспечно сказал он. — У вас кольцо. Мы женаты.
— Но я… не в вашем вкусе, и все это знают.
— О ком вы?
— Обо всех… Ваш бухгалтер очень скептически смотрел на меня.
— Том думает только о деньгах.
— А ваша домоправительница? Она хорошо знает…
— Сара ничего не скажет.
— Ей и не нужно. Все знают, с какими великолепными женщинами вы встречались. Ваш отец все поймет, едва взглянув на меня.
Антонио некоторое время смотрел на нее прищурившись, и она покраснела.
— Я так не думаю.
— Я смотрю на вещи реалистично, Антонио.
— Мне кажется, мы легко сможем убедить отца.
— Вот как?
Не старался ли он просто быть добрым с ней? Он стоял слишком близко, чтобы она могла трезво мыслить. Что-то в его взгляде заставляло ее сердце стучать как сумасшедшее. Ей смутно послышались шаги в коридоре, но она не могла отвести глаз от Антонио. Он медленно обхватил ее за талию, и она вздрогнула от ужаса. Неужели он собирается поцеловать ее?
— Не надо!
Он не обратил внимания на ее мольбу, наклоняясь ниже к ней. Она не хотела, чтобы он целовал ее, не хотела знать, каково это, когда эти губы властно прижимаются к ее рту, потому что понимала, что это как сильный наркотик. Но было поздно — он вовлек ее в поцелуй. Она изо всех сил старалась не отвечать, но это было слишком хорошо, наслаждение нахлынуло горячей волной, и она ответила ему.
Антонио почувствовал укол удивления, когда притянул ее к себе. Он всего лишь хотел устроить небольшой спектакль для отца, но поцелуй оказался ошеломляюще приятным. Он услышал, как открылась дверь, но не сразу отпустил Викторию. Она была так возбуждена! Он чувствовал, как она дрожит от желания.
— Добрый вечер, Антонио.
Холодный голос отца помог ему собраться. О чем он думал? Ему не должно было нравиться целовать Викторию! Он посмотрел на нее, она выглядела смертельно испуганной.
— Ты в порядке? — мягко спросил он.
Она не ответила, просто не смогла. Ничего страшного не произошло, твердо сказал себе Антонио, это было секундное помутнение рассудка, послужившее цели. Он посмотрел на отца.
— Прости нас, отец, — сказал он по-итальянски. — У нас медовый месяц, и мы никак не можем оторваться друг от друга.
— У вас… медовый месяц? — изумленно переспросил отец.
Антонио улыбнулся и заговорил по-английски:
— Познакомься со своей невесткой. — Он посмотрел на Викторию: — Повернись и поздоровайся.
Она все еще не пришла в себя.
— Виктория!
Его голос был резок, как и взгляд.
Она медленно повернулась. Вряд ли ей когда-нибудь удастся забыть изумление на лице старика.
— А это твой внук. — Антонио снова перешел на итальянский, указывая на игравшего на ковре Натана. — Не кровный родственник, но чему-то просто не суждено случиться.
Люк Кавелли не замечал Натана до этой секунды. Недоверие и шок на его лице сменились яростью. Виктория не поняла ни слова, но не надо было владеть итальянским, чтобы понять, что отец Антонио недоволен выбором сына. Словно почувствовав всеобщее напряжение, Натан вдруг расплакался.
— Тише, тише, милый!
Виктория подхватила его на руки, стараясь успокоить, хотя сама дрожала всем телом.
Сначала поцелуй, теперь такой прием — слишком много для одного раза. Отец Антонио вдруг развернулся и вылетел из комнаты, что есть сил хлопнув дверью. Натан перестал плакать и закрутил головой, пытаясь понять, что случилось. Антонио улыбнулся:
— Все прошло отлично.
— Что? — Она уставилась на него как на безумца. — Все прошло ужасно! Он ненавидит меня и… Какого черта ты поцеловал меня?
Как она ни старалась, голос предательски дрогнул.
Антонио, прищурившись, смотрел в ее побелевшее лицо:
— Ты сама знаешь. Я хотел показать отцу, что у нас все по-настоящему.
Разумеется, так оно и было. Она почувствовала острую боль, вспомнив, как страстно отреагировала на поцелуй. Что за дура…
— Ты не имел права так трогать меня!
Ее голос гневно дрожал.
— Давай не будем драматизировать, Виктория. Я говорил, что потребую от тебя исполнения своей части сделки.
Лед в его голосе сделал боль почти нестерпимой.
— Я не соглашалась целовать тебя!
— Ты не очень-то торопилась оттолкнуть меня.
Ее страдание было почти физически ощутимо, и Антонио вдруг охватило болезненное чувство. Она была так уязвима, ей было так больно. Он словно впервые увидел ее: как она прижимает к себе ребенка, как смотрит на него, как пытается сделать вид, что поцелуй ей не понравился, хотя на самом деле это было не так… Он сердито пробормотал что-то по-итальянски.
— Ты не мог бы говорить по-английски, пожалуйста? — тихо спросила она.
Он покачал головой:
— Поехали домой, Виктория.
Антонио лежал в кровати и смотрел в темноту. Он сделал все, что хотел, и уже мог считать компанию своей. Отец, конечно, натравит на него своих адвокатов, но он сам себя загнал в угол и сделать ничего не сможет. Антонио должен был чувствовать себя победителем: последние десять лет он посвятил созданию компании, и, если бы он отступил, не попытавшись переиграть отца, эти годы были бы потрачены зря. Конечно, у него была своя компания, «Лансье», но каково ему было бы смотреть на крах «Кавелли энтерпрайзис», в то время как отец продолжал бы думать только о себе? Катастрофу удалось предотвратить, всего лишь заключив фиктивный брак, так почему же он не чувствует радости? Почему злится на себя, что втянул в это Викторию?
