Одри сокрушенно молчала.
– Ну что? Скажешь, я не права? Он – богат, у него – положение, у него есть семья, в конце концов. А ты…
– Джуди, ты опять за свое? Вчера ты говорила, что у меня появился шанс. И что же, ты пошутила?
– Нет. Вот сейчас и посмотрим, как он поведет себя с тобой. Сегодняшний вечер все и решит, я думаю.
– Тогда я лучше сразу убегу.
Они повернули в сторону парадного входа, медленно продвигаясь к дому и оглядывая гостей. Светские улыбки давались все тяжелее.
– Я тебя не узнаю, – нашептывала Джуди. – Это бедуины со скарабеями сделали из тебя трусиху? Ты такой не была!
– Том! Вон он.
На «племенной» праздник было принято приходить без жен и мужей, которые, как известно, только мешают развитию событий и отношений… Том приехал не один, нарушив тем самым железное многолетнее правило. Подруги остановились и в ужасе смотрели в сторону парковки: он вышел из своего сверкающего автомобиля и помог выбраться какой-то даме, но явно не жене… Одри обдало жаром, она не знала, что и думать, обескураженно и с откровенным возмущением глядя на него.
– Вот и все, – пробормотала она. – Вот и решилось.
– Что решилось? – Джуди взяла ее за локоть. – Не бойся, эти показательные выступления меня лично обнадеживают. Хуже было бы, если бы он привел жену. Не вздумай падать в обморок… Одри, ну что с тобой?
– Все хорошо, – проговорила она ватным языком.
– Ты всегда была бесстрашной, беззаботной и бессердечной. А сейчас размякла.
– И все на «б», – пробормотала Одри.
Том со спутницей шли прямо к ним. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что это юная девочка, которой вряд ли исполнилось двадцать. У нее был умный и наблюдательный взгляд, цепко схватывающий все вокруг, и старательно усвоенное глуповатое выражение лица. Том гордо вел ее, подставив одну руку, а другой любовно накрывал ее ладошку на своем рукаве. У Одри пересохло во рту.
– Здравствуйте, девочки! – Он по очереди поцеловал им руки, видимо, эта новая привычка очень нравилась ему самому. – Рад вас видеть.
– Взаимно, – процедила Джуди.
– Познакомьтесь, это Ингрид… Познакомься, дорогая, это мои бывшие друзья по работе. Джуди. Одри.
Ингрид мило улыбалась, внимательно рассматривая их, особенно последнюю.
– У вас красивое платье. Мне кажется, я видела такое в…
– Вряд ли. Я купила его в другой стране.
Одри вдруг вспомнился жаркий вечер в Тель-Авиве, когда Том точно так же водил ее среди гостей на своем прощальном банкете и представлял: «Одри, моя коллега по работе…». Ей стало невыносимо холодно в Детройте. Она обняла себя за плечи и решительно пошла в дом.
По дороге к ней присоединилась Хелен. Она всегда знала, когда надо подлить масла в огонь.
– Мне кажется, это наглость! – заявила та, подстраиваясь под быстрый шаг своей бывшей соперницы.
– Ты о чем? – пробормотала Одри для порядка, хотя и так прекрасно понимала, как, впрочем, и все остальные, что Том нарушил все правила приличия.
– Я о той глупой побрякушке рядом с Томом. Одри, тебе, наверное, вдвойне неприятно?
– С чего вдруг?
– Он же твой бывший…
Одри сурово глянула на нее, и Хелен поспешила оговориться:
– Но дело не только в этом. Здесь многие знают его жену и вовсе не испытывают желания общаться с его молоденькими любовницами, которых он меняет каждый день.
– Единственное, за что я тебя всегда уважала, – начала Джуди, крепко стиснув запястье Хелен, – так это за то, что ты не любила сплетничать. Теперь ты не оставляешь причины хорошо к тебе относиться?
– Оставляю. – Хелен раздраженно отвернулась, ища глазами Джона. Она действительно не любила сплетни, у нее был удивительно мужской склад ума и мужской темперамент, при этом нежный голосок и жеманная манера держать себя. Она была вспыльчива и отходчива, никогда не делала подлостей, любила мужчин и совсем не имела друзей среди женщин. Ее уважали за ум, прямоту и честность, но обходили стороной. С Одри они откровенно враждовали. – Я не собиралась сплетничать, а эта мысль придет на ум любому из сегодняшних гостей. Посмотрите, как все на него пялятся.
Хелен была права. Том нашел удивительно простой и надежный способ снова оказаться в центре внимания. Он любил внимание.
Гости толпились в просторном зале на первом этаже особняка. Бриджит стояла на специальном помосте, сжимая микрофон, позади нее разместился оркестр. Улыбаясь, она ждала, когда гомон в зале стихнет. Это были самые красивые и волнующие моменты. Бриджит всегда говорила от души, экспромтом, и получалось это настолько искренне и тепло, что пробирало до слез.
– Итак, дорогие мои, наконец-то мы снова вместе…
После ее выступления, как всегда, последовали первые тосты, поздравления особо успешным персонам и тем, кто только начинает делать первые робкие шаги «на большой дороге». Говорили о важности семьи, и о том, как она должна поддерживать, о долге перед собой, о самовыражении и честолюбивых планах… И вдруг среди разговоров, которые уже стали терять стройность, среди коротких поздравительных речей, разбавленных шампанским, хозяйка дома снова оказалась на сцене. Обычно она только открывала вечера, предоставляя потом своим гостям полную свободу и не возвращаясь больше к микрофону. Но на этот раз, видимо, произошло что-то особенное.
– Я хотела бы вам сообщить еще кое-что, о чем услышала буквально минуту назад, и считаю, что это надо обязательно обсудить. Мне, по крайней мере, было очень приятно узнать, что одна из наших сотрудниц, перейдя в другую фирму, укрепила там за собой репутацию лучшего переводчика, а совсем недавно вернулась из экзотической поездки в Тель-Авив, где проработала целых полгода! – Бриджит сделала интригующую паузу, но по залу уже и так пронесся шепоток и многие стали оборачиваться в сторону Одри. – Детка, прошу тебя, выйди ко мне на сцену.
Одри готова была провалиться сквозь мраморный пол. Сколько жадных взглядов сразу устремились в ее сторону! Как сникла и сгорбилась почему-то Хелен… Может быть, она ожидала, что ее тоже будут поздравлять с присвоением, например, чужого мужа? Джон засуетился, начал нервно смеяться, зачем-то кивать в ответ на реплики окружающих, как будто Одри до сих пор была его собственностью. Том стоял с непроницаемой улыбкой на лице, многозначительно подняв одну бровь. Наконец Джуди подтолкнула ее в спину, и Одри вынуждена была сделать несколько неловких шагов в сторону сцены. Сразу начали мешать каблуки, платье оказалось слишком открытым и коротким, откуда-то появилась испарина на лбу и, поднимаясь по мраморным ступенькам лестницы, возле которой примостили сцену, Одри поняла, что у нее всего несколько секунд, чтобы взять себя в руки и не опозориться окончательно. Она их использовала. Изо всех сил зажмурив глаза, пока была спиной к публике, она раскрыла их уже в повороте к микрофону, как это делают театральные актеры, за одно короткое мгновение приведя себя в готовность. Она вывела четкое движение головой, как лихой серфингист в самый последний миг уходит из-под волны, которая собиралась накрыть его. И все увидели ее бесстрашные черные глаза, ослепительную улыбку на смуглой, почти мулатской коже, и уверенный жест, которым она взяла микрофон у Бриджит.
