— Я и представить не могу, как это я называла бы свою маму по имени. — На всем свете только Бен и Сэм могут называть ее мамой. Это особое слово. Разве не так?
— Хотите пармезан? — спросил Майлз.
— Мне нельзя.
— Почему?
Джемайма едва не испепелила его взглядом. Он ведь живет в окружении худых как щепка женщин. Неужели он не замечает разницу?
Глаза Майлза блеснули.
— А еще вы должны попробовать яблочно-ванильный торт, — сказал он вкрадчиво.
Какое-то время Джемайма ругала себя за слабоволие, но быстро забыла обо всем, стоило только попробовать торт. Вытирая губы салфеткой, она только вздохнула.
— Я никогда не похудею. Надо с этим смириться. Верити, например, никогда не ест десерт. Ну почему все, что вкусно, вредно? Верити вообще ест палочками. Говорит, так меньше съедаешь.
Майлз рассмеялся, откинувшись на спинку стула.
— Она много теряет. Бизнес, в котором она участвует, жестокая штука. Большинство моделей истощены. — В его глазах зажглись огоньки, и Джемайма приготовилась к чему-то эдакому. — Они хороши в одежде, а вот без нее...
Джемайма послала ему взгляд, который ее мать назвала «старомодным».
— А вы, конечно, проверили.
Улыбка на лице Майлза стала шире, а у Джемаймы екнуло сердце.
Как он это делает? Джемайма уже забыла, что это такое — флиртовать и смеяться без причины. По правде говоря, она вообще забыла, что такое веселье. Но сидя здесь под летним солнцем, среди шума и гама Ковент-Гарде на...
Майлз покончил с десертом и потянулся к блокноту.
— Как это скучно — ходить куда-то с женщиной, которая считает каждый кусок.
— Я считаю. Но дело в том, что я его все равно съедаю.
Майлз засмеялся.
— Хорошо хоть вы не заказали салат без майонеза или какой-то чудной набор морепродуктов, по которому все сходят с ума. Я это терпеть не могу.
— Но диету...
— Зачем?
Зачем? Джемайма призадумалась. Еще немного — и она станет толстой, вот зачем. Надо худеть.
Она не думала, что если похудеет, ее жизнь как-то изменится к лучшему. Да и семья тут ни при чем, что удивительно, учитывая, что сестра Джемаймы — супермодель. Все дело в Расселе. В голове у Джемаймы как будто вдруг зазвучал его голос. Он настаивал, чтобы она побыстрее сбросила вес после родов. Может, попросту придирался, уже не чувствуя себя счастливым с ней?
Джемайма передернула плечами, отбрасывая воспоминания. Ей было неприятно даже думать, как сильно Рассел подействовал на ее самооценку.
Майлз тем временем читал составленный ею список. Если бы кто-то сказал три недели назад, что она будет сидеть с Майлзом Кингсли в этом дорогом ресторане на Ковент-Гарден, она бы рассмеялась.
Но они здесь, и он вроде бы не скучает. Не посматривает то и дело на часы, как это делал Рассел, и не смотрит на нее так, словно с ней не о чем говорить, кроме как о пеленках и детсаде.
Может быть, дело было вовсе не в ней, а в Расселе?
Майлз поднял голову и наткнулся на ее внимательный взгляд.
— Лучше бы нам разделить его, — сказал он, показывая на длинный список.— Вы займетесь шатром, поставщиком провизии и поваром, а я музыкой и цветами. У меня тут есть кое-какие связи. — Майлз улыбнулся.
Джемайма, напротив, сделала серьезное лицо.
— Думаю, самое время позвонить Беки.
— Да у нее будет разрыв сердца, когда она услышит, что цветы — для свадьбы.
— Еще бы! Ведь вы наверняка обеспечиваете ей десятую часть прибыли. — Джемайма принялась засовывать вырезки и бумажки Рейчел в пакет. — А если не справитесь?
— Если не справлюсь, я перепоручу все вам, — с улыбкой ответил Майлз.
Майлз бросил пиджак на диван и сел, глядя на телефон, словно тот мог посоветовать ему, что делать дальше.
Закончился длинный и скучный вечер. Блеск и пустота — такой оказалась Кейра Рай-Стенфорд. Стройная, элегантная, сексуальная... Другой, наверное, был бы доволен.
Майлз потер шею. Господи, как же было скучно! Ланч с Джемаймой пролетел словно за пять минут, а ужин с Кейрой как будто тянулся не менее пяти часов. И Майлз не мог понять, в чем дело. Кейра свободная, независимая, состоятельная женщина, трезво смотрит на вещи. Джемайма — «пришибленная», на руках двое детей, а в голове — наивная вера в то, что все будет хорошо.
Интересно, одиннадцать часов не очень поздно.
Что?
Майлз нахмурился. Что такое он ей скажет? Что вернулся домой один?
Майлз задумался. Надо найти предлог для звонка. Взгляд остановился на исписанном листке, лежащем на кофейном столике. Майлз потянулся к телефону. Если она уже легла, то, наверное, отключила свой мобильный, вот он и оставит ей послание на утро.
Майлз набрал номер и удивился, услышав ее голос.
— Джемайма?
— Да, я.
— Вы не спите? — Ну что за глупый вопрос! Ну конечно же она не спит, если ответила.
— Майлз?
Она даже не узнала его голос! Чем дальше, тем лучше...
— Майлз Кингсли. — Он кашлянул, прочищая горло. Черт! Джемайме вовсе необязательно знать, что он нашел группу музыкантов, которые готовы играть на свадьбе. По крайней мере, не так срочно.
Просто ему хотелось услышать ее голос, вот и все.
— Я только что пришел и подумал, не позвонить ли вам до того, как...
Лечь спать. Глупость. Майлз взъерошил волосы, по дурацкой привычке гадая, в чем Джемайма ложится в постель. Тут же появилась и другая мысль — у нее веснушки по всему телу или где-то их нет?
— ...до того, как вы ляжете спать, — закончил Майлз.
— Я пока не ложусь. Глажу школьные формы на понедельник. Как прошло ваше одуванчиковое свидание?
Что ответить? На Кейре было платье, рассчитанное на то, чтобы мужчина подумал — а что, интересно, под ним? Она красива, эта Кейра, но его к ней ничуточки не тянуло. Он довез ее до дома и уехал.
— Нет, не рассказывайте, — продолжала Джемайма. — Я сама догадаюсь по тому, какие цветы вы пошлете ей в понедельник. Она знает, что у вас просто такой обычай? Кактус — значит, все кончено, две дюжины роз — значит, пора покупать фату.
В ее голосе искрился смех, и Майлз почувствовал, как мучившая его скука отступает. У Джемаймы такой сексуальный голос! Он успокаивает. Манит...
— Фату?
— На свадьбу.
— А-а. Вы знаете, я никогда никому не посылал кактус.
— Пока, — хихикнула Джемайма.
Майлз засмеялся, хотя в сердце как будто кольнуло. Ее что же, совсем не волнует, что он провел вечер с другой женщиной? И если так, то почему?
Он почти весь вечер думал о ней. Гадал, сказала ли она Бену и Сэму о поездке в город. Но больше всего о том, думает ли она о нем...
