При воспоминании об этих твердых сосках, почти пронзающих черное кружево, кровь заструилась быстрее, и Алан, застонав, быстро выскочил из машины и, разозлившись на свою несдержанность, сильно захлопнул за собой дверцу. Он поклялся сегодня не трогать ее – и где же эти благие намерения? Черт побери! Несмотря на все сомнения, он должен жениться на ней поскорее, сделать все, чтобы спать с ней каждый день. И, если уж ничего нельзя будет поделать, он даже позволит ей работать, но постарается, чтобы она как можно скорее забеременела, и так будет продолжаться и дальше. По ее словам, она хотела иметь большую семью. Что ж, надо предоставить ей эту возможность!
– Мне нравится твой костюм, – первое, что произнесла она, открыв ему дверь.
Он оглядел себя. Обычный серый костюм. Ничего особенного. Затем посмотрел на нее, и в нем вновь вспыхнул огонь желания.
Она была одета в простое черное трикотажное платье по фигуре, с длинными прямыми рукавами и не слишком короткой юбкой. Но Эбони в любой одежде возбуждала желание. Он скользнул взглядом вдоль длинных ног в прозрачных черных чулках и остановился на черных лаковых открытых туфлях, тонкие ремешки которых подчеркивали стройность лодыжек и совершенные формы маленьких ступней. Ему вспомнилось, как ей нравилось, когда он ласкал нежные подошвы этих ступней, гладил пятки. И целовал их.
Алан коротко вздохнул и поднял глаза.
– Ты готова? – напряженно спросил он.
– Только надену пальто и возьму сумочку.
Пальто представляло из себя жакет в черно-белую косую клетку, а сумочка была изготовлена из той же лакированной кожи, что и туфли.
– Ты прекрасно выглядишь, – вернул он комплимент.
– А ты немного возбужден, – ответила она с легкой улыбкой.
Он свирепо взглянул на нее, затем тоже улыбнулся.
– Ты слишком хорошо меня знаешь. Может быть, оставим ужин?
– Ни в коем случае! – с упреком воскликнула она. – И я не собираюсь быть последним блюдом в меню. Так хочется выяснить, сможем ли мы общаться без секса, Алан. Особенно ты.
– Почему особенно я? – удивился он.
– В конце концов ты мужчина. Для мужчин секс более важен, чем для женщин.
Алан с трудом удержался, чтобы не показать своего удивления при этих словах. Если Эбони действительно так думала, то он не мог с этим согласиться. Даже его родная сестра связалась с этим своим ничтожеством-любовником только ради секса. Бедняге в нарушение всех своих привычек пришлось поступить на работу вместо того, чтобы тянуть деньги из Вики. К несчастью, работа оказалась ночной, и Вики была недовольна тем, что это мешает их сексуальной жизни! Конечно, женщина должна быть удовлетворена, и это объясняет, почему некоторые из них придают такое значение исполнению подобных обязанностей.
– Кроме того, я хочу выяснить еще одно, Алан, – твердо продолжила Эбони. – Ты так и не сказал, что любишь меня. Так это или нет?
Он в упор посмотрел на нее.
– Какой из ответов приведет меня сегодня ночью в твою постель?
– Ни то, ни это.
– Ну что ж, тогда ни то, ни это.
Он удивился, увидев разочарование на ее лице. Но черт возьми, как ему хотелось поцеловать эти так соблазнительно надувшиеся губы!
– Очень остроумно, – надулась она еще больше.
Он подавил вздох.
– Слушай, сегодня мне совсем не до остроумия, но, если ты так уж настаиваешь, тогда да, я тебя люблю.
– Это... это правда?
Она одарила его чарующим взглядом, мягким, добрым и в то же время каким-то уязвимым. Никогда ранее он не видел на лице Эбони подобного выражения, и у него стало тепло на душе. Как и ее слезы, оно заставляло Алана не столько желать физической близости с ней, сколько просто обнять и убаюкать ее. Но при своем сегодняшнем настроении он не рискнул этого сделать.
Он нежно поднял ее голову за подбородок и заглянул в эти прекрасные черные глаза.
– Да, я люблю тебя. Теперь я в этом больше не сомневаюсь. Не могу сказать, что любил, когда тебе было пятнадцать, даже восемнадцать, но к тому времени, как тебе исполнился двадцать один год, я полюбил тебя. Ты это хотела услышать?
– Да, – сказала она дрогнувшим голосом, но в глазах стояло непонятное выражение: не то слезы, не то торжество. Алан не мог понять. Последняя возможность слегка обеспокоила его, но после того, как она обняла его за шею и притянула губы к своим, ему это стало уже безразлично.
Когда их языки встретились, его охватило страстное желание, по телу распространилась сладостная боль. Попозже, может быть, подумал он, отчаянно пытаясь сохранить хладнокровие. Попозже...
Когда они отпустили друг друга, оба еле дышали. Ее глаза были широко открыты, губы вызывающе предлагали себя. Сейчас я могу взять ее, понял он. Несмотря на благочестивые заверения в нежелании некоторое время заниматься сексом, она, по всей видимости, не станет останавливать меня.
Эта мысль мгновенно оглушила его, желание сразу пропало. Эбони в качестве его тайной любовницы могла быть как угодно чувственной и даже распутной. Но Эбони, которую он любил и на которой хотел жениться, – совсем другое дело. Алан предпочитал бы, чтобы она была немного менее чувствительна к простому поцелую.
– Я думаю, нам пора идти, – сказал он и захлопнул дверь за ее спиной.
– Куда... куда ты меня ведешь? – спросила она, когда они спускались по лестнице.
Алан старался не сердиться на нее, но, видит Бог, даже ее голос звучал волнующе. Она говорила, задыхаясь, хрипло и... все равно это было чертовски соблазнительно.
– Разумеется, обедать, – резко ответил он.
– Да, но в какой ресторан?
– Тебе не все равно?
– Да, в общем, неважно.
Он остановился. Черт побери, вот сейчас он и убедится, способна ли она хоть в какой-то мере обуздывать свои чувства.
– Может быть, ты хочешь, чтобы мы вернулись назад и заказали по телефону пиццу?
Он увидел, что она напряглась.
– Нет, Алан, не хочу. Я же сказала тебе.
– Я просто проверил. Ну что ж, тогда пойдем.
Эбони на протяжении всей дороги обдумывала слова Алана «просто проверил». С некоторым страхом она понимала, что это не шутка. Он на самом деле проверял, выяснял, не может ли один поцелуй заставить ее изменить свое решение и вернуться наверх.
И действительно, ей было трудно отказать ему. Она ведь любила его. Но стремление установить между ними нормальные взаимоотношения было гораздо сильнее жажды физического удовлетворения.
Однако Эбони понимала, что наибольшим препятствием к их совместной счастливой жизни были его противоречивые мысли по поводу ее поведения в прошлом. В нем была какая-то скрытая консервативность, не принимающая тайный и ярко выраженный характер их связи. По этому поводу его многое беспокоило, в немалой степени, в частности, то, что когда-то она была его подопечной, невинным ребенком, чью моральную чистоту он должен был охранять.
