Лиза остановила ее взглядом:
— Я сказала, ему уже хватит.
— А, да, конечно. — Бросив извиняющийся взгляд на разочарованное животное, Си Джей положила печенье обратно в карман и прислонилась к огромному дубу, такому старому, что он, наверно, укрывал в своей тени путешественников на протяжении нескольких веков. В некоторых культурах есть поверье, что старые деревья являются хранителями мудрости. Они впитывают знания многих поколений и хранят их глубоко в своей древесине. Си Джей сейчас пригодилась бы частичка этой мудрости.
Теплый ветер, нежный, как пушинка, коснулся ее щеки. Си Джей закрыла глаза, вспоминая свое собственное детство, а в особенности один день, похожий на сегодняшний, чудесный выходной день, тихий и ясный, с пушистыми облаками, покрывавшими далекие вершины гор. Си Джей смотрела на эти горы из окна своей спальни. Еще она смотрела на любимого отца, играющего с ее братьями и сестрами.
Воскресенье было единственным папиным выходным. Несколько драгоценных часов — вот все, что он мог дарить своим детям, которым так не хватало общения с отцом. Си Джей тоже этого не хватало, но она была заключена в своей комнате, изолирована ото всех и совсем одна.
Она все еще помнила боль, ревность, впивавшиеся в ее сердце, как острые зубы. Помнила все, что тогда видела, все, что тогда чувствовала. Она помнила, как сильно ей хотелось, чтобы отец обратил на нее внимание. Но больше всего помнила то решение, которое приняла, чтобы получить это внимание, — это воспоминание будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
Какой-то звук вернул ее к действительности. Си Джей моргнула и поняла, что это Лиза обращается к ней.
— У тебя что, живот болит или что-то еще?
— Нет, я хорошо себя чувствую, милая. Почему ты спрашиваешь?
Она пожала плечами:
— Я не знаю. Ты просто очень грустная.
— О, — Си Джей заставила себя улыбнуться, — я, наверно, замечталась.
Лиза кивнула и протянула руку, чтобы погладить косматую голову Рэкса.
— Я думаю, ему можно еще немножко.
— Еще немножко?..
Девочка нерешительно взглянула на нее:
— Ну, печенья для собак. Если ты еще хочешь дать ему немножко, я не против.
Расценив это предложение как попытку к примирению, Си Джей порылась в кармане. Рэкс, заметив знакомый жест, моментально вскочил. Си Джей протянула печенье Лизе, передавая с ним нечто большее, чем собачье угощение. Она передавала свои хозяйские права.
— Теперь пусть оно будет у тебя, — сказала ей Си Джей. — Тогда Рэкс поймет, что он должен просить тебя об угощении, и ты сможешь сама решать, давать ему или нет.
Лиза посмотрела на печенье в своих ладонях, потом на Си Джей. Смущение перешло в понимание, и слезы заблестели в ее глазах.
— Хорошо.
Она позволила Си Джей расстегнуть кармашек ее шортов, чтобы положить туда печенье. Одно оставила в руке и тут же бросила собаке. Рэкс поймал его на лету, дрожа от волнения.
Улыбаясь, Лиза бросала еще и еще. И когда Си Джей уже начала волноваться, что девочка израсходует весь запас, та отряхнула ладони.
— Все, Рэкс. Иди ложись.
Пес вздохнул, но послушался.
Лиза бросила на Си Джей взгляд и вдруг вскочила, нервно почесывая коленку.
— Ты придешь на мой день рождения на следующей неделе?
— А ты этого хочешь?
— Да, наверно. — Она улыбнулась и скорчила рожицу. — Если ты хочешь.
— Мне еще ничего в жизни так не хотелось, — прошептала Си Джей, раскрывая объятия. Девочка колебалась только одно мгновение, после чего бросилась к женщине и крепко ее обняла. Си Джей почувствовала ком в горле, уловив сладкий запах земляничного шампуня от волос Лизы, заплетенных в косичку. Она ощущала тепло ребенка, и пустота в ее сердце заполнялась быстро, слишком быстро.
От подножия холма Ричард с трепетом наблюдал за трогательной сценой. Вот чего была лишена его дочь все эти годы — женской ласки, материнской любви, эмоциональной поддержки, которую даже самый любящий отец не мог ей предоставить.
А Си Джей дала ей все это. Она инстинктивно поняла, что было необходимо в этот момент, и просто раскрыла объятия. Предложила любовь. Так просто, незамысловато и бесценно.
Внутри его сломалась какая-то преграда. Чувства захватили его, дыхание остановилось. Он не понимал, что происходит с ним, с его ребенком, но знал, что это прекрасно.
Их жизнь коренным образом изменилась. И это тоже было прекрасно.
Ричард поправил лампу и склонился над столом, на котором лежали разобранные часы. Пинцетом он установил на место крошечное колесико и затянул миниатюрную гайку. Часы затикали. Но они шли еще неточно. Теперь надо было подправить таймер. Это была его любимая процедура. В этих деталях было что-то особенное. Ричард любил детали.
Звук собачьих когтей, стучащих по паркету, отвлек его внимание. Рэкс вышел из кухни, с его косматой бороды капала вода.
— Решил попить на ночь?
Рэкс зевнул и сонно посмотрел в коридор. До Ричарда донесся голос его дочери, что-то говорившей за дверьми своей спальни.
Он выпрямился, поднялся и подошел к спальне дочери.
— И тебе совсем не нужно волноваться, — серьезно говорила та. — Твой папа любит тебя больше, чем всех других во всем мире.
Нахмурившись, Ричард замедлил шаги, осторожно подглядывая в приоткрытую дверь. В центре полукруга из кукол сидела Лиза, на ее руку была надета кукла-мудрец, беседовавшая с Пиноккио.
Лиза запищала, изображая Пиноккио:
— А что, если он любит кого-нибудь больше?
Девочка завертела рукой с бородатой куклой и понизила голос, отвечая за мудреца:
— У пап хватает места в сердце для многих людей, как и у собак, но они никого не любят так, как своих детей.
— Но что, если я сделаю что-нибудь плохое и он уйдет? — запищала Лиза-Пиноккио.
— Папы никогда не уходят, — настаивала она, вертя рукой с куклой, а потом запищала, отвечая сама себе: — Иногда они уходят. У нас в классе много детей, которые никогда не видели своих пап, и им очень грустно.
— Твой папа тебя никогда не бросит, — ответила Лиза-мудрец. — Он любит тебя больше, чем любила мама, потому что она ушла, а он — нет.
Ричард отошел от двери. Ему надо было собраться с мыслями после услышанного. Он глубоко вздохнул раз, другой. В голове не укладывалось, как это он раньше не понял, насколько сильно Лиза тосковала о матери.
Как она нуждалась в матери.
Но не просто в любой матери.
Вздохнув еще раз, Ричард прочистил горло и вошел в открытую дверь:
— Пора баиньки, ягодка.
Она посмотрела снизу вверх, ничуть не удивленная его появлением.
