Николь вдруг стало не по себе.
Конечно, все дело в сексе, но, утомившись в объятиях друг друга, они не разбегаются по разным комнатам, а мирно спят в одной кровати. Вместе смеются и вместе играют с Конором. Черт, они ведь даже уже поделили все обязанности по дому вроде готовки, купания Конора и стирки. А это уже отношения, разве нет? Неужели она сама не заметила, как зашла туда, куда совершенно не хотела заходить?
— Эй, — окликнула ее Сенди, — ты как-то очень резко побледнела.
— Со мной все в порядке.
— Что-то я в этом сильно сомневаюсь. — Сенди покачала головой.
— Ты права.
Перед мысленным взором Николь вдруг прошла целая вереница картинок с Гриффином.
Вот он утром улыбается ей поверх чашки кофе. А вот он вечером тащит Конора в кровать, и малыш весело смеется. А потом наклоняется, чтобы поцеловать ее в губы. А вот он посадил Конора себе на колени и читает ему книжку, обнимая и малыша, и плюшевого крокодила.
Гриффин в джакузи с бокалом вина, когда она впервые предложила ему себя… А вот они занимаются любовью прямо на улице, под тенью могучего вяза. А вот перепачканный маслом Гриффин старательно чинит радиатор в ее машине. И конечно же ужин при свечах в гостиной.
Теперь Николь окончательно поняла — между ними что-то есть. Что-то, чему она еще не знала названия, как и не знала, сколь долго это продлится. Но одно она могла сказать наверняка. Когда все это закончится, ей будет больно, очень больно.
А ведь она так надеялась, что все сведется к простому сексу. Похоже, ей недостаточно парочки хороших оргазмов.
— Боже мой…
— Дорогая…
Но Николь вдруг вспомнила про свою гордость и покачала головой:
— Вот именно поэтому я и не хотела говорить о том, чем мы с Гриффином занимаемся. Хотя тебя это не касается, ведь ты обо всем знала еще до того, как мы начали этим заниматься. Но предупреждаю, если ты вздумаешь меня жалеть, я закричу. Или заплачу. А мне бы этого не хотелось.
— Ладно, не буду, но мне все равно это не нравится. Ведь потом тебе будет очень больно.
— Возможно, но я сама на это пошла и знаю, что все это рано или поздно закончится.
— А новые шкафчики уже установили?
— Что? — Гриффин удивленно глянул на нее. Черт, как-то он слишком к этому привык. Он уже даже с трудом верил, что раньше мог довольствоваться разогретыми в микроволновке пиццами, слушая лишь унылую тишину. Странно, но теперь ему уже совершенно не хотелось прежней ночной свободы.
— Шкафчики, — повторила она.
— А, да, шкафчики. — Гриффин заставил себя сосредоточиться на ее словах. — Установили.
Пусть они и не из сосны, а из дуба, она ведь об этом не спрашивала, ведь так? Нахмурившись, Гриффин уставился в тарелку. Он нисколько не жалел о том, что решил подарить ей кухню ее мечты, но врать ему совершенно не нравилось.
— Здорово, значит, уже и столешница скоро будет?
— Да, через пару дней. — Ребята все еще ищут камень, который подошел бы под ее описание. — Но завтра будут класть пол.
Николь кивнула и насыпала Конору в тарелку немного клубники.
Гриффин невольно залюбовался тем, как малыш поглощает угощение. Он вовсе не собирался влюбляться в этого ребенка, это получилось как-то само собой. Огромные глаза и счастливые улыбки как-то незаметно запали ему в душу и явно решили там прочно обосноваться.
Когда они расстанутся, ему будет не хватать Конора.
— Как, по-твоему, тот линолеум, что я выбрала, хорошо подойдет к зеленым стенам?
— Не просто хорошо, а замечательно. — Гриффин полил собственную клубнику сливками. И он действительно так думал. Дешевый линолеум все равно пришлось бы менять лет через пять. Так что он сам выбрал кремово-зеленую плитку, которая и смотрелась лучше, и служила гораздо дольше.
Николь, конечно, все это не понравится, но если она сразу не разобьет новенькую плитку молотком, а с молотком он ее туда не пустит, ей не останется ничего иного, кроме как смириться и жить в своей воплотившейся мечте. Пусть она даже ни за что в этом не признается, но такие перемены ей точно понравятся.
Ладно, просто иногда нужно поступать правильно, независимо от того, ценят ли это окружающие. А к тому, что будет, когда она все узнает, он уже морально готов.
— Одна моя подруга сказала, что я совсем сошла с ума, если так ни разу и не взглянула на то, что стало с моей кухней, но я ответила, что доверяю тебе.
В ясных голубых глазах с легкостью читался незаданный вопрос, но у Гриффина не было ни малейшего желания на него отвечать. Ее доверие играло ему только на руку, вот только от одной этой мысли он сразу же почувствовал себя последним ублюдком. Но он все равно уже не в силах ничего изменить.
— Спасибо, — пробормотал Гриффин, заедая чувство вины клубникой со сливками. — Я это весьма ценю.
На улице уже давно стемнело, но здесь было светло и… уютно. Стоило ему только об этом подумать, как он сразу же понял, что даже не может вспомнить, когда последний раз ему было уютно. Похоже, тихие радости навсегда остались в детстве, когда родители еще были живы, а все братья собирались дома. Только тогда он испытывал нечто подобное — то неповторимое чувство, когда ты ощущаешь себя частью чего-то большего, нежели ты сам. Сопричастность, единство и целостность.
Но Николь с Конором не имеют к нему никакого отношения, резко одернул себя Гриффин. Совсем скоро они расстанутся, и каждый пойдет своим путем.
Странно. От этой мысли ему должно было бы стать легче, но почему-то не стало.
— А скоро кухня будет готова? — продолжила расспросы Николь.
— Скоро.
Лукасу явно было плевать на желания Гриффина, он хотел лишь побыстрее разобраться со всеми делами и поехать вместе с женой к Джефферсону в Ирландию. Поэтому теперь над кухней Николь трудились сразу шестеро рабочих, а Кэти с Рэйфом должны вернуться уже через неделю. А значит, их маленькое приключение, или что там у них в действительности, уже подходит к концу.
— Хорошо. Это очень… хорошо.
Гриффин заметил в ее глазах ту же непонятную гамму чувств, которую и сам сейчас испытывал.
— Да, это очень хорошо, — эхом повторил он.
— Хочу сказку! — заявил вдруг перемазанный клубникой Конор.
Черт, ведь именно поэтому он всегда и избегал женщин с детьми. Когда он уйдет, Николь прекрасно его поймет, но что он сможет сказать этому малышу? С такой женщиной будет непросто расстаться, но все же вполне возможно, но как оторвать себя от ребенка? Как забыть про игру в мяч и инстинктивную потребность защищать его?
Похоже, он совершил огромную ошибку. Ему нужно было остановиться на одном лишь сексе с Николь. Но как он мог избежать забот о малыше, который был неотъемлемой частью своей матери, одно присутствие которой заставляло Гриффина сходить с ума?
