Элизабет сумела сохранить видимость веселости вплоть до отъезда. Но только распрощалась с гостеприимными хозяевами и уселась в машину, сразу помрачнела.
Из темного салона автомобиля она наблюдала, как Филипп обнял на прощание друзей, расцеловал младшую из девочек, погладил по голове старшую. На большее прилюдно не осмелился, подумала Элизабет, еле сдерживая клокотавшую в ней ярость.
Филипп плюхнулся за руль явно в приподнятом настроении.
— Я же говорил тебе, какая это славная семья! Ты довольна?
— Да, было очень мило. Мне понравилось.
Голос ее звучал столь отстраненно и холодно, что Филипп не мог не обратить внимания.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, вполне.
— Тогда почему такая странная?
Филипп прав. Она перегибает палку. Устраивать сцену не входило в ее планы. Она также не собиралась говорить, что видела его с Эстрельей, ибо эта сцена на самом деле уже не имела почти никакого значения. Благодаря ей Элизабет лишь осознала свое вчерашнее безумие и теперь вновь протрезвела, обрела рассудок.
Что затуманило ее голову? О какой любви могла идти речь? Сумасшествие!
Она отважно обернулась к Филиппу:
— Пожалуй, лучше объясниться… вернее, я хочу попросить прощения… Должно быть, вчера на меня подействовало, как я чуть не утонула… А вечером, когда мы смотрели заход солнца на пляже… Все то, что между нами возникло… Наверное, это было временное помешательство. Я благодарна тебе — ты спас мне жизнь. Об остальном… забудь и прости…
Ничего другого придумать она не могла, но слова звучали убедительно.
— Понятно.
Больше Филипп не произнес ни звука. Он не сводил глаз с дороги, освещенной светом луны.
Элизабет особо не удивилась. Если он даже не потрудился укорять, спорить или разубеждать — значит, ему действительно все равно. Ну было нечто и прошло, как необременительное, легкое, лишь пощекотавшее нервы приключение. Бог ему судья. Себе же вчерашней слабости Элизабет простить не могла. Попалась, как дура. Расчувствовалась… вот и получила…
Теперь все — тема исчерпана.
Весь путь они молчали, Элизабет не могла дождаться, когда они приедут. Наконец въехали в ворота виллы. Не дожидаясь полной остановки, Элизабет взялась было за ручку дверцы, но Филипп властно остановил ее.
— Перед тем как выйти, может быть, ты все же скажешь, в чем настоящая причина?.. Надеюсь, ты не считаешь меня идиотом, чтобы я поверил в чушь насчет помутнения твоего рассудка?
Говоря это, свободной рукой он схватил ее за плечи, довольно резко встряхнув, повернул к себе лицом.
— Ладно уж, Лизи, скажи мне правду.
Это «Лизи» почти сломило ее и чуть не обезоружило. Ей нестерпимо захотелось все выложить, закричать: «Я видела тебя с Эстрельей», наброситься на него с кулаками, затем прильнуть к его груди, если он скажет, что измена ей только почудилась.
С трудом она с собой все-таки справилась.
— Конечно, можешь не верить, но я не вру. Я сказала все как есть.
— Не юли. Я тебя слишком хорошо знаю. — Его глаза сверкнули гневом, и он опять встряхнул ее. — Давай начистоту! Чего ты боишься!
— Боюсь?
— Да, боишься. Я знаю, ты чего-то опасаешься, так что давай-ка сознавайся, в чем дело.
Филипп спрашивал об этом и раньше, и, разумеется, он был прав. Элизабет отвергла его из-за того, что испугалась. Но это было ее глубоко личное дело, и она не собиралась обсуждать свои проблемы. Кроме того, она все равно отвергла бы его, ибо Клэнси оказался двуличным вероломным обманщиком.
Элизабет боялась, что он замучает ее вопросами, душу из нее вытряхнет, потому твердо сказала:
— Просто ты мне не нужен, вот и все! Обижайся не обижайся, это так… Мне мужчины вообще не нужны!
— Много ты о них знаешь! — съязвил Филипп.
— Почему же? У меня есть опыт хотя бы с тобой! Отсюда и знаю. — Элизабет одарила его взглядом, от которого повеяло арктическим холодом. — Ты считаешь себя неотразимым. Мечта любой женщины? Возможно. А я из другого теста и к ним не отношусь… Впрочем, я все же бесконечно благодарна тебе. За то, например, что поняла, как люди вообще переоценивают любовь… И любовь, и секс. Пустая трата душевных сил. Я всегда получаю больше удовлетворения от работы, чем от общения с тобой, будь то просто так или в постели, да и самец ты никудышный…
Филипп сразу молча отпустил ее. Пауза явно затягивалась.
— Я рад, что ты наконец полностью выговорилась…
Элизабет беспрепятственно покинула машину и направилась к дому. Сердце билось, будто она нырнула в воду с высокой скалы. Ее переполняли стыд и жалость к себе, впрочем, пути назад уже не было.
Она наговорила много несправедливого, к тому же абсолютной неправды, но если это положит конец опасной близости, возникшей между ними, то только к лучшему. Кроме того, он сам все запачкал и разрушил — пусть теперь пожинает плоды…
Утром, когда они встретились за завтраком и обменялись холодными приветствиями, Элизабет сообщила:
— Мне пора домой. Все твои требования и советы по поводу отеля я поняла. Обещаю обсудить их в Лондоне со своими специалистами. Обещаю также доложить все объективно, можешь не сомневаться.
— Домой — так домой. — Филипп сидел рядом за столиком и просматривал газету «Уолл-стрит Джорнэл». — Ты вольна уезжать, когда заблагорассудится.
Какое великодушие! Элизабет удостоила его мимолетным взглядом, хотя вряд ли он заметил, так как ни на секунду не оторвался от газетной страницы.
— Пожалуй, попытаюсь взять билеты на сегодняшний вечерний рейс.
— Почему бы и нет? Может, и повезет. — Филипп по-прежнему не обращал на нее внимания. — Я только не понял, что и с какими специалистами ты собираешься обсуждать? Если мои поправки, без всяких оговорок, не будут учтены — я не разрешу вам строить во-об-ще.
Элизабет собралась было угостить Филиппа чаем, и потянулась уже за заварным чайником, но вдруг замерла, держа его в руке, большим трудом удержавшись от того, чтобы не вылить кипяток на голову Филиппа.
— Я собираюсь обсудить это со своим архитектором, — сухо бросила она, — и дам тебе знать, что мы решили.
— Здесь нечего обсуждать, тем более принимать какие-либо решения. Если хочешь получить мое согласие, то должна внести те поправки, на которые я указал. — Филипп безразлично посмотрел на нее. — Это проще простого.
— Ах так? Поживем — увидим!
Значит, он опять объявляет войну? Они снова враги? Ощущение безвозвратной потери уязвило ее, она почувствовала, как заныло сердце, — тем более пора немедленно уезжать…
Вернувшись в Лондон, Элизабет наскоро привела себя в порядок и тут же отправилась в офис. Ее встретила непривычно взволнованная Кэти.
