Лениво покопавшись в деревенской лавке и совершив покупки, они отправились в обратный путь.
— Кому чай и печенье, когда придем домой? — спросила Элизабет своих маленьких подопечных, лишь вся троица миновала полпути.
— Мне!
— И мне!
Элизабет рассмеялась:
— О'кей, тогда договорились. Попьем чай с клубничным вареньем и печеньем.
— Вот это да! — мальчишки запрыгали от восторга и с громкими воплями бросились наперегонки к дому, показавшемуся вдали.
— Эй! Ради бога, не убегайте! — крикнула Элизабет.
Напрасно — мальчики уже пулей влетели на лужайку за калиткой.
В этот момент ее окликнули.
— Привет, Элизабет. Хорошо прогулялась?
Она резко обернулась.
— Филипп! Каким ветром тебя занесло сюда?
Его машина была припаркована рядом с дорогой, в небольшом закутке, видимо, оттуда он и наблюдал за ними.
— Тебя не узнать, — усмехнулся Филипп, окидывая ее взглядом.
Лучше бы и вправду не узнал! Онемев, Элизабет уставилась на него. Он застал ее врасплох, она растерялась. Ей едва удалось справиться с охватившей ее паникой.
— Как ты тут оказался?
Филипп был в синих брюках, бежевой кожаной куртке, из-под которой виднелся синий свитер. Как всегда уверенный в себе и невозмутимый.
— Как оказался? Положим, я бы мог сказать, что проезжал мимо. — Он приподнял одну бровь и иронически усмехнулся. — Но ты вряд ли этому поверишь.
— Конечно.
— Тогда я скажу правду. Я специально разыскал тебя.
— С какой стати это взбрело тебе в голову?
Голос Элизабет звучал резко, а сердце отчаянно билось. Само его присутствие практически свело на нет жалкие потуги забыть его. Чувства Элизабет перемешались: отчаяние, гнев, горе… Почему он не пожалел ее и просто-напросто не оставил в покое?..
Пытаясь унять дрожь в голосе, она быстро сказала:
— В любом случае, ты выбрал для визита самое неподходящее время.
— Да, похоже, ты занята. — Он кивнул в сторону дома. — Я как раз видел, как твои подопечные вбежали в калитку. Может, откроешь им дверь?..
Это означало впустить и его в дом тоже, что никак не входило в ее планы.
— Не волнуйся, они знают где ключ. Извини, но ты появился в самом деле некстати.
— Неужели?
Элизабет прекрасно сознавала тщетность своих попыток отделаться от него. Если уж Филипп ехал так далеко, то вряд ли откажется от задуманного.
Тут появился запыхавшийся Джон и решил исход дела.
— Джим уже на стол накрывает. Когда же ты испечешь печенье?
— Печенье! Как славно. — Филипп улыбнулся, глядя на мальчишку. — А меня зовут Филипп. Я друг тети Элизабет. Ты не против, если я присоединюсь к вам?
— А как же! Всем хватит, пошли. Мы с Джимом просто умираем с голоду.
— Это нечестная игра! — тихо выговорила Элизабет.
Она не хотела сцены на глазах у детей, хотя ей все труднее было сохранять спокойствие. С другой стороны — в самом деле любопытно, что привело сюда бесцеремонного Филиппа.
— Ладно, — проворчала она. — Можешь побыть часок, но ни минутой больше. Потом сматывайся.
Филипп не сказал ни «да», ни «нет», тем не менее на его губах заиграла довольная улыбка.
Полтора часа спустя Филипп все еще сидел за столом, а Элизабет так и оставалась в неведении относительно причин его визита.
Филипп был в кухне, посматривая, как Элизабет пекла печенье из полуфабриката, купленного в лавке. Тем временем он обсуждал с мальчишками звездолеты и динозавров. Казалось, он знал буквально обо всем на свете.
Затем он набросился на еду и уничтожил добрую половину картофельного салата с котлетами, аппетитно захрустел печеньем, налегая при этом на варенье.
Элизабет начала опасаться, не намеревается ли он остаться на целый день.
Закончив чаепитие, Филипп и Элизабет перешли в гостиную, а близнецы отправились играть в свою комнату. Уже в дверях Джим объявил:
— Мы собираемся построить замок с подъемным мостом. Когда все будет готово, крикнем, чтобы вы пришли посмотреть.
Элизабет мгновенно отреагировала:
— Наверное, дядя Филипп не увидит. Боюсь, ему скоро ехать.
Однако она никак не рассчитывала на такую реакцию мальчишки:
— Жалко.
Филипп немедленно нашелся, уверенно заявив, не моргнув глазом:
— Так и быть, я еще немного задержусь.
— Опять обманываешь? — бросила она ему с упреком, когда они опять остались наедине. — Не можешь вести честную игру?
— Иногда могу, — усмехнулся Филипп. — Но в любом случае — все равно выигрываю… Кроме того, — добавил он, — ты тоже жульничаешь.
Ладно, где-то он был прав. Элизабет продолжала злиться. Она отступала, сдаваясь, и злостью пыталась скрыть страх.
С одной стороны, полтора часа прошли просто замечательно: было весело, все резвились от души, будто одна счастливая семья. Элизабет невольно следила за Филиппом, к своему изумлению убеждаясь, как успешно он справляется с ролью главы семейства. Мальчишки буквально не отходили от него.
С другой стороны, разумеется, ей было тяжело. Элизабет сознавала эфемерность всей этой «идиллии». Они оба вынужденно играли свои роли. Никогда ей не создать счастливой семьи с Филиппом, никогда! Будущего у них нет.
Элизабет попыталась убедить себя, как ей повезло, что она увидела его с Эстрельей, — это враз отрезвило ее, избавило от наваждения, которому она, глупая, чуть не поддалась.
Но единственная картина, которую могло представить себе ее израненное любовью сердце, — они с Филиппом в окружении собственных детей.
От всего этого можно сойти с ума… Необходимо как-то заставить его уйти. Упорно не сводя глаз с ручки дивана, на котором они сидели, — ибо, к ее ужасу, Филипп устроился совсем рядом, — Элизабет произнесла:
— Очень прошу тебя, говори скорее, зачем приехал, и сразу уезжай.
— Ладно, — вздохнул он. — Я приехал сказать тебе, что виноват.
— Виноват в чем?
Она с изумлением воззрилась на него.
— Виноват, что не перезвонил тебе вчера. Потом, поразмыслив, понял: нельзя поступать по-хамски.
— Так ты приехал в такую даль, чтобы извиниться?..
Элизабет не знала, верить или нет. Казалось маловероятным: раскаяние за столь незначительный проступок… И неужели он запамятовал, какими грубыми оскорблениями она сама осыпала его в их последний вечер на Сент-Кристофере, ведь чуть не прямиком сказала, что он никудышный любовник. Неужели после всего оскорбленный мужчина станет извиняться за какие-то пустяки? Это ей следовало бы сделать!
Элизабет действительно испытывала неловкость за свою тогдашнюю несдержанность.
