Потом они пошли на мюзикл. Дороти не жаловала этот жанр, но все равно истово аплодировала в нужных местах, всем своим видом изображая удовольствие, и бросала на Джона одобрительные взгляды.
Позднее, за ужином, Джон заметил:
— Кажется, ты осталась довольна спектаклем. Я боялся, что он не в твоем вкусе.
Бесполезно лукавить, они слишком хорошо знали друг друга.
— Да, ты прав, — призналась Дороти. — И не в твоем тоже.
— Надеюсь, это не испортило тебе общее впечатление от поездки?
— Нет, что ты! — горячо заверила Дороти. — Я отлично провела время, однако меня гложет чувство вины. Ты же взял небольшой отпуск на работе, чтобы уладить личные дела, а вместо этого тратишь время на всякие пустяки.
— Это не пустяки. Мне приятно доставлять тебе удовольствие.
Тогда зачем было ломать нашу жизнь? — недоумевала Дороти. Может, стоит сейчас воспользоваться моментом и рассказать ему о Кевине и о том, на что потрачены те злосчастные тридцать тысяч долларов? Возможно, Джон поймет и простит меня и все у нас будет хорошо? А если он не поверит, что тогда?
— Дороти, ты самая сексуальная женщина, которую я когда-либо встречал. — Джон сказал это так, что у нее невольно закружилась голова. — Я хочу сегодня ночью быть с тобой. Мне невыносимо, что ты совсем рядом, но не принадлежишь мне. Это сводит меня с ума.
Наконец-то она это услышала! Джон ясно дал понять, что хочет от нее. Подозрения Дороти оправдались: как только будет покончено с архивом Лестера, ее выставят за порог.
— Может, мне лучше уехать, раз тебе так трудно выносить мое присутствие? Я здесь вовсе не для твоего удобства, а для того, чтобы помочь. Если тебе нужен секс, призови Фиону, уж она тебе не откажет.
Джона, казалось, ее ответ поразил и ошеломил. Он дернул головой, его глаза сузились.
— Ты действительно так думаешь, Дороти?
— Разве я не права?
— Но у нас же с тобой все так хорошо...
— Ты имеешь в виду физически? — неприязненно перебила она. — Если ты держишь меня здесь только по этой причине, я уеду завтра же утром, и тебе придется управляться с архивом отца самому или привлечь в помощники Фиону. — Дороти не смогла удержаться, чтобы не бросить в соперницу камень. — Могу поспорить, она с удовольствием согласится.
— Давай оставим Фиону в покое.
— Почему? Кажется, она теперь играет не последнюю роль в твоей жизни, несмотря на твои заверения в обратном, так что я здесь совсем не нужна.
Джон на секунду прикрыл глаза, словно пытаясь укрыться от потока обвинений.
— Ты серьезно думаешь, что я снова сошелся с Фионой?
Дороти пожала плечами.
— По крайней мере, так это выглядит со стороны.
— Значит, тебя это заботит?
Заботит даже больше, чем ты думаешь, мысленно ответила Дороти, но я ни за что в этом не признаюсь.
— Почему меня это должно как-то заботить, раз между нами все кончено? Ты волен встречаться с кем хочешь и поступать как угодно, мне больше нет до этого никакого дела. Я хочу домой.
Джон расплатился. Они взяли такси до вокзала и всю дорогу молчали. Оказалось, что до поезда еще полчаса, и Джон предложил выпить кофе.
— Сегодня мне очень хотелось порадовать тебя, извини, что все так получилось, — первым прервал молчание Джон, с остервенением размешивая сахар в чашечке.
— Все было хорошо.
— Пока я не испортил все своими дурацкими признаниями, — с сожалением сказал Джон. — Я виноват, Дороти.
Она пожала плечами.
— Ты совсем сбил меня с толку. К чему такие признания, если мы должны развестись?
— Есть вещи, которые невозможно забыть.
— Ты имеешь в виду секс? — ледяным тоном уточнила Дороти.
Сейчас ей неприятно было вспоминать, что она сама об этом подумала при первой же встрече с Джоном. Тогда между ними пробежала какая-то искра, их неодолимо потянуло друг к другу, и они оба ошибочно приняли это за любовь.
Теперь Дороти нисколько не сомневалась, что для брака этого не достаточно. Уж во второй раз она ни за что не наступит на те же грабли.
Джон не ответил, задумчиво глядя в одну точку. Дороти допила свой кофе и объявила, что ей нужно отлучиться в дамскую комнату. Ей было мучительно оставаться в обществе Джона, и таким образом она старалась оттянуть время до отхода поезда.
Всю дорогу между ними царило неловкое молчание, как будто им нечего было сказать друг другу. Уже дома Джон поинтересовался, действительно ли Дороти собралась уезжать.
— Я еще задержусь здесь, пока мы не закончим всю работу, но при условии, что ты обязуешься вести себя подобающе. — Дороти пытливо смотрела прямо в глаза Джону, стараясь предугадать его реакцию. — Конечно, если ты действительно хочешь, чтобы я осталась.
Она и сама не могла объяснить, зачем все это предлагала. Ведь это чистое безумие. Уж лучше им держаться подальше друг от друга, потому что Дороти совсем не была уверена в своей выдержке.
— Да, я хочу этого, — подтвердил Джон. — Но я не могу...
— Ничего обещать? — продолжила за него Дороти. — Ты хочешь сказать, что не можешь контролировать свои инстинкты?
— Да, именно так.
— Стало быть, мне самой надо будет обо всем позаботиться. Что ж, я справлюсь.
Голос Дороти звучал твердо и уверенно, но нервы ее были натянуты как струна. На самом деле, удерживать Джона на расстоянии — все равно что сдерживать голодного крокодила, подумала она.
Последующие недели прошли на удивление спокойно. Джон ни разу не нарушил границ допустимого, хотя Дороти не раз ловила его жаждущий взгляд.
Казалось, она должна быть довольна, что ее условия соблюдены, однако вся эта ситуация только еще больше заводила Дороти. Всякий раз, глядя на Джона, она заливалась краской, ее пульс учащался и приходилось придумывать какой-либо предлог, чтобы уйти и успокоиться.
Фиона наведывалась несколько раз, но Джон всегда оказывался слишком занят, чтобы провожать ее, и неизменно твердо отказывался от ее предложений помочь.
Дороти терялась в догадках. Если ему нужен секс, то почему бы не воспользоваться благосклонностью Фионы? Или Джон действительно хочет восстановить их брак? Тогда почему он ничего не говорит об этом?
Все это время Джон почти не разговаривал с Дороти. Иногда он поражался огромному объему работы, приговаривая, что никак не ожидал такого.
— Ты не учитываешь, что здесь собрана, можно сказать, вся жизнь Лестера, — заметила однажды Дороти, увязывая в стопку альбомы с семейными фотографиями.
— Хочешь сказать, что вся жизнь человека умещается вот в этих коробках и ящиках? Неужели это ждет всех нас?
