– Ну, это уже слишком! – он шагнул к ней. – Я не могу уйти отсюда, оставив тебя с таким низким мнением о моих мужских достоинствах.
– Я вовсе не имела в виду…- она уперлась ему в грудь руками, словно пытаясь удержать его на расстоянии.
– О нет, как раз имела. Теперь я просто обязан их доказать. И обеспечить тебе более приятные воспоминания.
И как раз тогда, когда ее колени угрожали подломиться, он наклонился и накрыл ее рот своим. Накрыл ртом, а не коснулся губами. Его губы были приоткрыты, и она почувствовала не только его губы, но и теплую, влажную плоть его рта. Это было легкое прикосновение, но оно взяло ее губы в плен и, казалось, пленило и ее магией, теплом и страстным желанием.
Она почувствовала, как его язык коснулся центра ее губ и начал легонько поглаживать от уголка к уголку, как бы разделяя их, и тогда неведомое ощущение пронзило ее тело и сосредоточилось в уголке между ее бедер. А затем его язык раздвинул ее губы, скользнул мимо зубов и оказался у нее во рту.
А потом их рты разъединились.
Аннабель открыла глаза и обнаружила, что его глаза совсем рядом и что она смотрит в них. Они были глубоки как море, и она чувствовала, как тонет в них.
– Реджи, – сказала она так тихо, что и сама не поняла, слетел ли хоть какой-нибудь звук с ее губ.
– Анна.
Она скорее почувствовала, чем услышала свое имя.
А затем одна его рука скользнула по ее плечам, другая на талию, он отделил ее от дерева и прижал к себе. Она обхватила его обеими руками, и он снова поцеловал ее.
Аннабель потеряла счет времени и забыла, где находится, хотя позже она предположила, что поцелуй длился не больше минуты-другой.
И прервал его тоже он. Он слегка откинул голову назад, его руки все еще обнимали ее.
– Ну и как, этот лучше? – поинтересовался он.
Ничего не понимая, она уставилась на него.
– Чем первый, – пояснил он.
– О да, – она приподняла брови. – Да, на самом деле, намного лучше. Но, надо думать, что для Джейми это тоже было в первый раз, тогда как у тебя, полагаю, была большая практика.
Его глаза смеялись
– Так ты будешь его вспоминать? – спросил он.
Она обдумала вопрос.
– Время от времени. Когда у меня не найдется ничего более достойного.
Он засмеялся, отпустил ее и отступил на шаг.
– А ты? – спросила она. – Ты будешь вспоминать?
– О, всегда, – ответил он, прикладывая к сердцу правую руку. – Отныне и вовеки веков.
– Реджи, ты безобразник, – засмеялась она.
– Это так, тут уж ничего не поделаешь, – согласился он. – Я вынужден откланяться, Анна. Мне нужно переделать тысячу и одно дело перед тем, как я завтра уеду.
Все как будто заледенело у нее внутри. Она улыбнулась ему.
– Я тоже должна поспешить. У нас полон дом гостей, и я слишком долго пренебрегала своими обязанностями. Кроме того, сегодня приезжает Мириам Севелл, и Джейми собирался ее сопровождать.
Он еще раз усмехнулся, повернулся и направился в сторону переправы из камней, не сказав больше ни слова и ни разу не оглянувшись.
Аннабель пыталась справиться со слезами. Не было никакого смысла бороться с ощущением, будто из нее вынули душу.
На самом деле это был вовсе не поцелуй, а всего лишь демонстрация. Для него он вообще ничего не значил.
А для нее был всем.
Она оттолкнулась от старого дуба и скрылась за деревьями.
Когда он переберется на другую сторону реки, то пусть не надеется увидеть, что она так и стоит здесь, под дубом, ошеломленная и покинутая.
Реджи.
Ах, Реджи.
Следующие три недели Аннабель видела своего нареченного довольно редко. Даже если они и виделись, то только в присутствии других. Как-то днем они проехались по Гайд-Парку в открытом ландо и их матери сидели напротив. Странно, но, казалось, эти две леди неплохо ладили друг с другом. И Аннабель это радовало.
Однажды они были в театре, в другой раз на домашнем концерте, а следом посетили бал, где дважды танцевали друг с другом.
В один из вечеров в доме Хаверкрофтов давали обед, на который пригласили Реджинальда Мэйсона. Без родителей. Аннабель полагала, что это было намеренное оскорбление. Остальные приглашенные мужчины были пэрами Англии, и их беседа сосредоточилась исключительно на делах верхней палаты, членами которой все они являлись. Аннабель показалось, что отец намеренно направил разговор в это русло. Отстранение леди от участия в застольной беседе считалось нарушением приличий, что было так не характерно для ее отца. Но это позволяло отстранить от участия в разговоре и ее нареченного, что, как подозревала Аннабель, и составляло его главную цель.
Она была вынуждена почувствовать себя оскорбленной за него, а это, конечно же, тоже было целью отца.
Ее отцу, который всегда баловал и любил ее, причинили боль, и он не намеревался быстро простить ей это.
И теперь, менее чем за неделю до бракосочетания, они – Аннабель и ее родители – были приглашены на чай к Мэйсонам, где ожидалось присутствие некоторых членов их семьи, приехавших в город на свадьбу.
Отец Аннабель решил было не ходить. Но mama топнула ногой, что делала крайне редко, но, если уж делала, то это почти всегда действовало.
– Деньги Мэйсона достаточно хороши для тебя, Уильям, – резко заявила она в тот день, когда прибыло приглашение и Аннабель уже взялась за ручку двери в гостиную, чтобы присоединиться к родителям. – И его сын достаточно хорош для твоей дочери, пусть даже как наказание. Так что тебе надлежит принять вежливое приглашение на чай, если оно прислано.
– Мэйсон будет хвастаться этим лет десять, – посетовал отец, пока Аннабель все еще была за дверью.
– А ты двадцать лет будешь ворчать по этому поводу, – парировала mama. – Довольно, Уильям! В конце концов, мистер Мэйсон обычный человек.
– Вот именно. Человек, но не джентльмен [10].
Аннабель открыла дверь, и больше относительно предмета обсуждения не было сказано ни слова, кроме того, что мистер и мисс Мэйсон пригласили их на чай и приглашение принято.
– И не дуйтесь, когда будете там, мисс, – предупредил ее отец. – Следите за своими манерами.
Mama только глянула на него, вскинув брови.
В назначенный день все трое явились на чай в особняк Мэйсонов на Портмон-сквер.
Аннабель почувствовала, как напряглась мать, и как застыл отец, когда дворецкий растворил дверь гостиной, чтобы объявить о них. Большая квадратная комната едва ли не трещала по швам от переполнявших ее людей. И почти вибрировала от смеха и шума громких, сердечных разговоров с густым северным акцентом.
