Однако Флоранс не унималась. Несмотря на то что теперь ее тон был миролюбивым и почти ласковым, Маргарет чувствовала за внешней мягкостью не приемлющий возражений приказ:
– Маргарет, пообещай мне, пожалуйста, что не станешь смотреть на Джима, как на мужчину.
– А как прикажешь на него смотреть? Как на женщину? В таком случае попроси его больше не появляться на пляже топлес.
Если бы подруги весело щебетали в любимой кофейне, то шутка Маргарет вызвала бы бурный смех, но сейчас Флоранс была слишком взволнованна и сердита, чтобы хихикать над остротами соперницы. А Маргарет она отныне воспринимала именно как соперницу. Ревность отравила ей весь отпуск.
Флоранс с болью вспоминала о своем недавнем отдыхе на итальянском побережье. Ее сердце было свободно. Она не отказывала мужчинам, желающим сделать ей дорогой подарок или сводить в роскошный ресторан. Едва ли не главным своим достоинством она считала умение наслаждаться радостями жизни. Теперь же золотые пляжи казались ей нагромождением песка, а двадцатилетние красотки в бикини, словно только что сошедшие с обложек глянцевых журналов, вызывали негодование и зависть.
Флоранс отметила тридцать первый день рождения. Разумеется, стройной блондинке с копной золотистых волос на голове никто бы не дал больше двадцати пяти. Однако Флоранс знала, что ей тридцать один, а большинству разгуливавших по пляжу топ-моделей едва перевалило за двадцать. А у них уже миллионные доходы, шикарные автомобили и сотни поклонников по всему миру. Единственное, что было в силах Флоранс, – обходить стороной район Оушен-драйв, где длинноногие девицы гуляли толпами.
Бум моделей возник в Майами лет десять назад, когда несколько известных американских фотохудожников облюбовали крышу одного из отелей и устроили там фотосъемку полуобнаженных девиц. Крыша отеля «Мэрлин» – а дело происходило именно на ней – мигом стала золотой. Желающих поселиться поблизости стало так много, что цены на отели в «квартале красоток» взлетели в два раза.
Однако Флоранс предпочитала держаться подальше от «вселенской улицы разглядывания красоток», как ее прозвали американцы. Мужчины же готовы были сутками просиживать на террасах кафе ради того, чтобы увидеть хотя бы одну супермодель.
Единственный раз Флоранс нарушила свое негласное правило, когда Джим пригласил ее поужинать в ресторанчике Лучано Паваротти. Правда, Флоранс ушла оттуда с неприятными ощущениями в переполненном желудке и двоякими впечатлениями. Она ожидала от мэтра лучшего чувства стиля. Повесить на стену свой портрет и назвать ресторан собственным именем – дурной тон. Впрочем, это не мешало Паваротти удачно вести свой бизнес. А столики нужно было заказывать за неделю.
Флоранс так увлеклась своими мыслями об Оушен-драйв, что не заметила, как Маргарет уснула.
Маргарет, надеюсь, ты не перейдешь мне дорогу в тот самый момент, когда я почти достигла цели, думала Флоранс, накрывая свернувшуюся калачиком подругу покрывалом со своей кровати. Из-за работавшего на полную катушку кондиционера в номере было прохладно, и меньше всего Флоранс хотелось вновь оказаться в роли медсестры, оказывающей первую помощь. С нее достаточно Чарльза!
– Привет, красавица.
– Привет. – Загоравшая на животе Маргарет лишь повернула голову в сторону подошедшего Джима. В отличие от Флоранс она не могла показать постороннему мужчине свою грудь. Даже на несколько секунд, которые ей потребуются, чтобы завязать бретельки бюстгальтера. – Что ты здесь делаешь?
– А ты грубиянка, – со смехом ответил Джим, присев на временно пустовавший шезлонг Флоранс.
– Прости, я не собиралась тебя обижать, но ты ведь утверждал, что ненавидишь коптиться на солнцепеке.
– Я вспомнил, что в Майами люди приезжают именно для этого. Да, я не большой любитель загара, но вернуться из Флориды бледнолицым – все равно что улететь из Египта, не взглянув на пирамиды, или проигнорировать в Париже Эйфелеву башню.
– В таком случае тебе придется пододвинуть себе шезлонг. – Маргарет чувствовала себя неловко, но смущалась попросить Джима завязать ее бретельки.
– А чем этот плох? – тоном невинного ребенка на первом причастии поинтересовался Джим.
– Тем, что он принадлежит Флоранс. Впрочем, если она согласиться лежать с тобой в два этажа… – Маргарет красноречиво умолкла, позволив Джиму додумать ее мысль.
Похоже, возникший образ позабавил Джима, потому что он расплылся в улыбке – самой сногсшибательной улыбке на свете. Маргарет поблагодарила небеса за то, что увидела эту улыбку в тот момент, когда падать было некуда.
– А где же она?
– Плавает вместе с Чарльзом.
– Что?!
Громкий возглас Джима привлек внимание двух блондинок, загоравших поблизости. Они как по команде повернули головы в сторону беседовавших мужчины и женщины. Решив, что Джим и Маргарет любовники, они быстро потеряли интерес и вновь уткнулись в полотенца.
– Я и сама удивилась. Кажется, Флоранс стала для Чарльза настоящим кумиром. Ведь она практически спасла ему жизнь.
Джим рассмеялся, вспомнив, в каком жалком состоянии нашел накануне своего приятеля. Чарльз разве что не плакал от жалости к себе и от стыда перед Флоранс, которая, словно добрая самаритянка, ухаживала за ним после того, как они ступили на твердую землю.
– Да уж, от его шовинистических взглядов не осталось и следа. Вчера он даже сказал, что Флоранс – идеальная женщина, о которой можно только мечтать.
Высказывание Джима покоробило Маргарет. Она недовольно наморщила лоб и, сделав вид, что солнце слепит ей глаза, отвернулась от собеседника. Какая бестактность – рассыпаться в комплиментах, адресованных другой женщине!
– Только не говори, что ревнуешь.
– Не думаю, что Чарльз способен быть мне достойным соперником в любовных делах, – ухмыльнулся Джим.
– Не слишком ли самонадеянно? – холодно спросила Маргарет.
– К тому же у нас разные предметы обожания.
Последнюю реплику Маргарет предпочла пропустить мимо ушей. Вчера Флоранс ясно дала понять, что Джим принадлежит ей и только ей и Маргарет лучше даже не мечтать о нем. Несмотря на то что разумом Маргарет принимала правила игры, мечты вновь и вновь уносили ее в объятия Джима Фергюссона. Верно говорят, что если правила хороши, то исключения всегда лучше. А в случае с Флоранс правила были несправедливыми. Почему она уверена, что одна имеет право на общение с Джимом? Насколько Маргарет знала, они еще не обменялись обручальными кольцами.
– Как насчет того, чтобы искупаться? – спросил Джим, сняв пеструю рубашку.
Маргарет уже давно собиралась окунуться, но мысль, что придется просить Джима о весьма деликатной услуге, ввергла ее в панику.
