— Я думаю, они не понимают, как себя с нами вести, как реагировать на наши поступки, — устало сказала Кэсси. — Зачем мы опять об этом говорим? И что мы делаем в подвале твоей хозяйки? На что надеемся? Не уверена, что это лучшая твоя идея.
— Мы здесь долго не задержимся, — возразила Мэри. — Надо только позвонить Нику. Посмотри, я принесла сюда телефон. Можем звонить, куда захотим, лишь бы денег хватило, чтобы заплатить хозяйке за разговоры. Ник нам поможет. Ведь так, Кэсси?
— Я больше ничего не знаю, Мэри. Я все испортила, безнадежно спутала все карты. Только из-за того, что у меня нет желания жить под чужим именем, ты подставляешь себя. Почему эти люди не видят, что их иезуитская Программа нам не подходит, почему не сделают для нас исключение? Я родилась и умру Кассандрой Эллиот, а не какой-нибудь Дорис Боу. Мне надо было прислушаться к своей интуиции, а я этого не сделала. Эти люди сыграли на нашем страхе. Только посмотри на нас. Мы прячемся от тех, кто пытается нам помочь. Прости, Мэри, но я, похоже, дошла до ручки.
— Какой смысл об этом говорить? Лучше спокойно подумать, что нам предпринять.
— То, что ты предложила. Позвоним Нику. Но никаких сообщений на автоответчик. Будем говорить, если только он поднимет трубку.
— Согласна. Ты жутко выглядишь. Налить тебе выпить?
— Да! Я ужасно устала, Мэри. Мне не по себе, когда я сталкиваюсь с ситуациями, с которыми не могу справиться.
— Это всего лишь приобретение жизненного опыта, — возразила Мэри.
— Да уж. Последнее время мы ведем очень насыщенную жизнь. Столько всего нового, — съязвила Кэсси. — Теперь к этому списку можно еще добавить взлом и вторжение в чужую квартиру.
— Мы ничего не взламывали. Да, нам пришлось сюда войти, но не для того, чтобы что-то украсть или учинить разгром, а в поисках безопасного места. Деньги за телефонные разговоры мы оставим. Кроме того, дверь была открыта, вот что самое главное. Ты собираешься звонить?
— Да. Где телефон?
— Около лестницы. Я принесла сюда более мощную лампу, но, боюсь, мы не сможем ею воспользоваться. Окна хоть и покрашены в черный цвет, но если зажечь яркий свет, он будет виден снаружи. Возможно, у меня начинается паранойя и я перегибаю палку, — добавила Мэри, поймав на себе удивленный взгляд подруги.
— Ты права, — подумав, согласилась Кэсси. — Тусклой лампочки под потолком вполне хватит. — Она набрала номер Ника и положила трубку после третьего гудка, как только включился автоответчик. — Будем звонить каждые полчаса. Нам нельзя отсюда уходить, пока я лично не поговорю с Ником.
Когда стрелки часов остановились на восьми часах, а телефон Ника все еще не отвечал, Мэри приложила палец к губам.
— Я слышу какой-то шум, — прошептала она, указав на окно. — Оно выходит на лестницу, ведущую в мою квартиру. Кажется, они собираются подняться ко мне. Их трое, но я не разбираю, что они говорят.
Кэсси вздрогнула, когда совсем рядом услышала мужской голос:
— Куда их черти унесли?! Она не стала собирать вещи, значит, очень спешила. Наверное, выбрались на шоссе и поймали попутку. Я сто раз повторял, что та, другая, обязательно здесь объявится, но разве меня кто-нибудь слушал?
— Подожди-ка. А это что?
— Ты о чем?
— В почтовом ящике записка, адресованная какой-то Анне. Может, ее оставила наша подопечная?
— Ты дурак. Здесь сказано, что миссис Якобсон, это хозяйка дома, уехала к сестре и вернется дней через пять. И еще она извиняется, что завтра не придет к этой Анне играть в бридж. Может быть, ты скажешь, что это зашифрованное послание? — с раздражением спросил мужчина.
Кэсси зажала рот руками, чтобы не рассмеяться, а Мэри победоносно ткнула ее в бок локтем.
— Они могли спрятаться где-нибудь в доме. Например, в подвале, — не сдавался уязвленный судебный исполнитель.
— Друг мой, когда пожилые женщины уезжают на несколько дней, они закрывают свои квартиры и подвалы тоже. Сам станешь таким, когда состаришься. Впрочем, если ты сомневаешься, проверь.
Кэсси и Мэри затаили дыхание.
— Преступники обычно так и пускают пыль в глаза: поддельные записки, разбросанные в беспорядке вещи и так далее, — внятно проговорил судебный исполнитель.
— Эта женщина не преступница, а свидетель, находящийся под защитой государства. И ее подруга тоже. Благодаря тебе они наверняка уже покинули город, но, если хочешь, взломай дверь. Надеюсь, артиллерия тебе не понадобится, да и замок простенький. Решай.
— Я согласен, что девушка ушла, — вступил в беседу третий голос. — Она уже далеко, а у нас даже нет людей, чтобы отправить их на поиски. Все, что я могу, это позвонить шерифу и одолжить у него пару-тройку толковых ребят.
— Да, придется именно так и поступить, — вздохнул судебный исполнитель.
— Конечно, это не поднимет наш престиж в глазах местной полиции. Два свидетеля в бегах — это не шутка. Надо подумать, как бы получше объяснить шерифу. Ладно, поехали.
Подошвы ботинок троих мужчин застучали вниз по ступенькам. Кэсси улыбнулась.
— Мы их провели. Половина девятого. Пора звонить Нику. — Телефон не отвечал. Кэсси перезвонила еще раз в девять часов, а потом в половине десятого. Трубку никто не поднимал. — Может быть, оставить сообщение?
— Не думаю, что это хорошая идея, — заметила Мэри.
В десять часов они перезвонили Нику еще раз. Ответила Лиз, и Кэсси, вздрогнув, положила трубку.
— Ведь Лиз не стала бы подходить к телефону, если бы Ник был дома? — спросила Мэри.
— Как видно, Ник не очень-то ждет моего звонка, — сухо проговорила Кэсси, терзаемая ревностью. — Похоже, мое отсутствие его не слишком удручает.
— Откуда тебе знать, Кэсси? Может быть, он принимает душ или вышел за пиццей. Не думай о нем плохо. Ник любит тебя так же сильно, как и ты его. А если именно сейчас он прочесывает город, разыскивая тебя?
— Знаешь, когда маленький ребенок чего-нибудь боится, он так долго об этом думает, что в конце концов то, чего он боится, случается. Во всем виноват страх. Сейчас у меня очень похожая ситуация. Более вразумительно я не могу объяснить.
— Отвлекись, постарайся думать о чем-нибудь другом.
— Надо позвонить Радовичу. — Кэсси решительно уселась на стул.
— Радовичу? Зачем?
— Именно он втянул нас в эту историю с Программой. Пусть теперь помогает нам выпутаться из нее.
— Но, Кэсси, это значит… что мы вернемся в Программу? Я думала, мы собираемся… не знаю, что я думала.
— У меня тоже в голове нет ни одной толковой мысли. Знаю только, что мы себя обманываем. Как решить, что нам следует делать, а что нет? У меня такое впечатление, что Радович сможет убедить этих людей пойти на небольшие уступки. Я сейчас как никогда близка к нервному срыву. Люди не могут так жить. Не знаю, как ты, а я не собираюсь менять имя ради какой-то дурацкой Программы. Но это не значит, что ты должна поступать так же, как я, — еле слышно добавила Кэсси.
