— Ммм. — Дон от удовольствия закрыл глаза. — Ты пахнешь, словно ландыш. Ты сводишь меня с ума, я просто сам не свой, — жарко шептал он, медленно расстегивая пуговицы на платье дразнящими движениями.
Хотя руки Коры были теперь свободны, она не стала отталкивать его.
— Не надо! — Ее голосок прозвучал совсем слабо. — Не делай этого, прошу. Ах, Дон, ну что ты… Пусти меня, Дон!
Но тот расстегнул последнюю пуговку и спустил платье с ее плеч. Кора закрыла глаза, запрокинула голову и сдалась захлестнувшей ее чувственности.
Дон сжал ее груди так сладко и нежно, словно это были самые хрупкие вещи на свете. Несколько нестерпимо долгих мгновений он просто держал их, словно величайшее сокровище. Кора услышала щелчок расстегиваемого лифчика, и ее груди открылись его взору. Она почувствовала, каким тяжелым сразу стало дыхание Дона и как напряглась его плоть.
— Как ты прекрасна, — в упоении слушала она страстный шепот, — как ты прекрасна, любовь моя…
Губами Дон прикоснулся к соску, и сладкий ток помчался по нежным серебряным нитям нервов, пробуждая чудесную мелодию. Коре показалось, что ее несут могучие и ласковые воды огромной реки, заставляя забыть обо всем на свете, кроме этих губ, ласкающих тело чарующе, нестерпимо сладко… Наслаждение стало почти мучительным.
— Не останавливайся, — вырвалось у Коры. — Пожалуйста…
Громкий плач Ника резко оборвал сказку.
Кора вздрогнула. Губы Дона все никак не могли оторваться от ее груди, он тяжело дышал и всем телом прижимался к ней. Она чувствовала его возбуждение, но наваждение растаяло, как дым.
— Черт! — еле слышно выругался Дон. Он поднял голову, и их взгляды встретились. Его глаза были загадочны и туманны. Он опять приник к ее губам, по-хозяйски положив руку ей на грудь.
Кора вспыхнула до корней волос и отстранилась. С бьющимся сердцем она смотрела, как Дон выбегает из комнаты. Колени ее предательски дрожали. Трясущимися руками она застегнула бюстгальтер и поправила платье.
Господи, как она могла?.. Кора не хотела верить, что позволила Дону зайти так далеко. Но если бы плач малыша не разрушил чары… Она вздрогнула. То, что произошло, — просто ужасно. Теперь Кора не представляла, как будет при встрече смотреть Дону в глаза.
Надев сандалии, девушка вернулась в ванную комнату, привела в порядок прическу, припудрила чересчур разрумянившиеся щеки и тщательно накрасила губы. Внимательно проверив, все ли пуговицы застегнуты, она рискнула наконец выйти в коридор. Однако, чтобы добраться до спасительной лестницы, надо было миновать комнату мальчика. Неслышно ступая по мягкому ковру, Кора задержалась у открытой двери.
Дон стоял склонившись над кроваткой, нежно успокаивая ребенка. Ник еще хныкал, но с каждым мгновением все тише и тише. Вскоре всхлипы сменились сладким сонным посапыванием. Дон поправил одеяльце и выпрямился. Он любовался сыном, его взгляд выражал такую нежность и любовь, что растроганная Кора не сдержалась и громко вздохнула.
Он моментально обернулся. Кора поспешно отступила в коридор, но Дон, тихо притворив за собой дверь, сразу догнал ее.
— Наверное, ему приснился плохой сон, — прошептал он. Они снова стояли рядом, и напряжение между ними росло с каждой секундой. Кора поняла, что запросто опять может потерять голову, и приготовилась к сопротивлению. Затуманившийся взгляд Дона скользнул по ее помаде и приведенной в порядок прическе.
— Ты… уходишь?
Желание в его глазах читалось все отчетливее. У Коры легонько закружилась голова, а сердце билось сильно-сильно, как птичка в клетке.
— Я думаю, что поступаю правильно…
— Вот как? — Дон притянул ее за талию к себе. — Хочешь убежать от меня? Или от себя?..
Его слова с трудом, словно издалека, доходили до нее, заглушаемые биением сердца.
— Секс без любви — это не для меня, прости.
— Ты это осуждаешь?
— Я никого не осуждаю, но для меня, для нас обоих… это неприемлемо.
— Чем же мы такие особенные?
— Секс без любви еще полбеды. Но секс, когда один из партнеров ненавидит другого… это просто ужасно.
Кора поняла, что попала в яблочко. Достаточно было посмотреть в прищурившиеся глаза Дона, чтобы понять: удар попал в цель.
— Ты обо мне? — Он покачал головой. — Может, раньше я тебя и ненавидел, но сейчас это не так, уверяю тебя, дорогая!
— Но когда ты смотришь на меня, то видишь во мне мою мать!
Дон недовольно поморщился.
— Я уже говорил тебе, что никогда не вру. Не солгу и на этот раз. Да, когда я смотрю на тебя, то вспоминаю твою мать. А как же иначе?
Действительно, как? Кора слишком хорошо знала, что похожа на свою мать как две капли воды.
— Ты видишь во мне женщину, которая разрушила твою семью, — сказала она подчеркнуто ровным тоном.
Дон отпустил ее.
— Не могу спорить.
— Крепкую семью разрушить нельзя. А семья, в которой проблемы, в любом случае распадется.
— Однако это не извиняет…
— Не извиняет, но зато объясняет. Чтобы легче было жить, надо простить, Дон. Ты понапрасну изводишь себя. Твой отец умер, и он недосягаем.
— Ты хочешь сказать, что я пытался мстить своему отцу? Причинить ему боль? — На него было жалко смотреть.
— Все пройдет, — мягко произнесла Кора, — когда ты найдешь в себе силы победить гнев. — Она повернулась и пошла прочь.
Дон не сделал попытки задержать ее.
Однажды вечером — это было воскресенье, единственный день в неделе, когда Дон позволял себе не работать после обеда, Кора приготовила в честь выходного праздничный ужин.
Когда Дон вошел в дом, она как раз спускалась по лестнице, уложив мальчика спать. Проходя мимо, Кора с беспокойством отметила странно пустой взгляд усталых глаз. Чувствуя себя виноватой и несколько подавленной, Кора решила накрыть стол в гостиной вместо кухни, как хотела вначале. Может, приятная обстановка отвлечет Дона от грустных мыслей.
Она как раз ставила на стол ведерко со льдом, в котором красовалась бутылка белого вина, когда он с влажными после душа волосами спустился вниз. Дон был в новых джинсах и тщательно отглаженной рубашке цвета индиго. Его удивленный взгляд замер на созданном руками Коры великолепии, и сам он на секунду застыл в дверях.
— По какому случаю праздник?
— Ничего особенного. Просто мне захотелось для разнообразия не смотреть на раковину во время еды.
— Похоже, я не заходил сюда со дня своего возвращения домой. Знаешь, эта гостиная навевает много воспоминаний. Именно здесь бабушка вдалбливала в меня хорошие манеры. Правило номер один гласило: «Леди должна садиться за стол первой!»
