— Нет, «до» ты должна выглядеть озабоченной. — Сработала фотовспышка. — Так, еще раз. Послушай, ты не могла бы немного выпятить живот и ссутулиться. Ты недостаточно убедительно выглядишь для «до».
Расслабив мышцы живота, Глория позволила Филу сделать снимки, на которых она должна получиться не слишком привлекательной.
— Надеюсь, ты закроешь мое лицо черным прямоугольником.
— Если ты будешь настаивать.
— Обязательно. А вдруг я стану верховным судьей или министром в правительстве Трюдо, и эти снимки всплывут, когда меня будут приводить к присяге.
— О'кей, я замажу черным среднюю часть лица. Согнись чуть-чуть. Так, теперь опусти голову. Очень хорошо. Твои подбородки проступают вполне отчетливо.
Ей сразу захотелось встать прямо и подобрать живот.
Фил вдруг спохватился:
— А весы? Я совсем забыл о них…
При слове «весы» у Глории перехватило дыхание. Ни за что. Даже ради Фила.
— Ты знаешь свой вес? — спросил он.
С точностью до унции.
— Да.
— Ну тогда скажи мне.
— Нет.
— Но, Глория…
— Если ты думаешь, что любая женщина, с которой ты, недотепа, будешь проводить испытания, запросто сообщит тебе свой вес, то твоя затея обречена. Обречена, это я тебе говорю.
— Значит, я недотепа?
— Как будто ты этого не знал.
— Ну что ж, все равно приятно слышать. — Он выпрямился и откашлялся. — Однако данные о снижении веса представляют большую ценность.
— Если я потеряю хоть унцию веса, ты будешь первым, кому я об этом скажу. Я буду аккуратно следить за этим.
— Хорошо, пусть будет по-твоему. — Он приблизился к ней с портновским метром.
Глория попятилась:
— Что ты делаешь?
— Снимаю с тебя мерки. Не мешай мне, Глория, — произнес он нетерпеливо.
Пусть это будет мне уроком, подумала она. Может, в следующий раз, когда я почувствую филантропические позывы в отношении какого-нибудь мужчины, то сначала сто раз подумаю.
Однако Фил делал измерения безучастно, механически.
Записывая данные, он повторял их вслух сухим и бесстрастным голосом. Его движения были рациональными и быстрыми. Ничего лишнего. Точно так же, наверное, он вел бы себя с манекеном.
Глория была не в такой уж плохой форме, как того опасался Фил после ее неудачной попытки потягаться с ним силой.
Ему страшно хотелось швырнуть в угол этот проклятый метр и сгрести ее в объятия. От усилий, которыми он себя сдерживал, у него между лопаток потекли струйки пота.
Его пальцы прикасались к тем местам ее тела, о которых он раньше никогда не думал…
События предновогоднего вечера толкали его мысли в одном направлении. В каком — он боялся себе признаться, потому что это было невозможно.
Он не желал думать о Глории как о женщине. Она была хорошим соседом и славным товарищем. С ней было легко. Чего стоило одно ее согласие испытать на себе его систему!
Конечно, иногда она удивляла его. На Новый год она выглядела совсем неплохо. По правде сказать, она ему тогда показалась очень хорошенькой. С тех пор его тянуло к ней все больше и больше, но он не хотел разрушать их дружбу, портить ее сексом. Он прекрасно знал, чем бы все закончилось. Они не смогли бы больше видеться просто так, чтобы поболтать и посмеяться, потому, что у нее появятся «ожидания».
И, если быть честным, у него тоже будут эти ожидания.
И его ожидания росли. Уже сейчас.
Измеряя ее тело, он тут же мысленно анализировал данные. С руками у нее почти все в порядке. Над объемом талии придется поработать, чтобы ввести его в норму. Она приподняла тенниску, и его пальцы соприкоснулись с гладкой кожей ее живота…
Стараясь не думать ни о чем, он сдвинул ленту ниже и быстро измерил окружность ее бедер. Однако не думать он не мог. Цифры чуть было совсем не вылетели у него из головы — так усердно он думал. А думал он о том, что скоро ему придется снимать мерку с ее груди.
Прошло очень много времени с тех пор, как Фил находился так близко к женщине. Танец с Мелиссой не в счет. Она никогда не задевала его за живое.
Он чувствовал, что Глория смущена. Пару раз, когда он дотрагивался до нее, она вздрагивала. Преисполненный решимости держать свои шальные мысли в узде, он откашлялся.
— Хм… А теперь окружность груди. Ты должна помочь мне это сделать.
Глория пожала плечами и сама измерила грудь, а потом назвала цифры.
— Неплохо, — пробормотал он.
— Спасибо.
Фил почувствовал, что у него начали краснеть уши. Он вовсе не собирался произносить это вслух. Не поднимая глаз от таблицы, он сказал:
— Да, совсем неплохо. Ты просто идеальный кандидат для десяти минут в день. Не то, чтобы ты была совсем не в форме. Но твои данные можно улучшить. — После этого он осмелился наконец посмотреть ей в глаза, не будучи уверенным в том, что он в них увидит.
Но Глория уже стояла у его модели.
— Не могу понять, как эта штука работает.
Он с облегчением вздохнул.
— Позволь. — Работать на тренажере в тысячу раз легче, чем быть так близко к ней. — Очень важную роль в десятиминутке играет разминка. Я буду устанавливать тренажер, а ты пока маршируй на месте и размахивай руками.
Глория приступила к первому этапу десятиминутки.
— Сколько времени уходит на настройку этой машины?
— Около минуты.
— В пределах десятиминутки?
— Нет.
— Значит, это уже одиннадцатиминутка.
Фил бросил на нее укоризненный взгляд.
— Пожалуйста, не цепляйся к словам. Ладно, хватит, разминка окончена.
— С меня уже пот ручьем течет.
— Ты преувеличиваешь. Итак, садись.
Глория оседлала тренажер. Фил опустился на колени и взял в руки ее лодыжку.
— Поставь эту ногу сюда, а ту — туда. Твои колени должны занять вот такое положение.
Проклятое воображение услужливо нарисовало ему ноги Глории, обвивающие что-то или кого-то.
Он придвинул валик к ее груди.
— Теперь возьмись за эту перекладину руками и упрись в валик грудью. — Он подождал пока Глория займет требуемую позицию. — А теперь нажми вниз коленями.
Глория нажала, но ничего не произошло. Фил взял с пола ключ и чуть ослабил тягу. Верхний брус резко опустился.
— Ох. Эта штука давит мне спину.
— Она предназначена для растягивания твоей спины и предохранения мускулов от сокращения, в результате чего усиливается прилив крови к твоим бедрам.
— Как приятно, — промурлыкала Глория, положив голову на мягкий валик и закрыв глаза. Она начала медленные, ритмичные движения коленями вверх-вниз, вверх-вниз, напоминая Макса, потягивающегося после долгого сна.
