— Серафима, я жду! — Миша задерживает на бывшей долгий взгляд, замолкает.
В комнату входит врач и та самая медсестра, которая угрожала нам.
— Так! Кто разрешил устраивать совещание? — осматривает нас тяжелым взглядом. — Все шагом марш. Мать может остаться, а жены и любовницы устраивают разборки в другом месте. На втором этаже есть хорошее кафе.
— Ну вот! На самом интересном месте! — досадливо цедит Михаил.
— Мишенька, спи, — мать целует сына в щеку, втроем уходим в кафе, куда нас послали.
— Мы вас внимательно слушаем Серафима, — Полина Воронцова первой начинает неприятный разговор, едва мы занимаем места.
— Вышла замуж по большой любви за Григория сразу после медицинского. Доченьку хотела, во сне видела ее синие глазки. Муж после радиации был, по долгу службы устранял последствия на одной из станций. Не мог. Была одержима рождением ребенка, не могла думать ни о чем, кроме этого. Через пять лет попыток подвернулся Михаил. Я его и раньше замечала, но боролась с собой. А когда он попал в госпиталь, то решила, что это судьба. Добрый, отзывчивый, здоровый русский медведь с васильковыми глазами. Судьба решила за меня, когда парень увидел во мне свою женщину. Я воспользовалась шансом.
У меня мурашки по коже. Женщина говорит об обмане мужа. Становится его жалко. Я не была в ее ситуации, мне Петров сразу сделал ребенка. Стешка родилась здоровой и скрасила мою непростую жизнь. Бог Серафиме судья, не я.
— Как только забеременела, — продолжила женщина, — оформила перевод в другую часть. Миша к тому моменту стал не выносимый. Молодой, горячий, требовал с меня развод, мешался под ногами. Я как трусиха боялась, что Гриша узнает правду, сбежала в другой гарнизон. — Воздух не подходит ребенку, — сказала мужу, чтобы оправдать побег. Токсикоз замучил.
Переехали. Расположились. Жили счастливо, пока в один из дней не приехал Мишаня.
Воронцов приехал в часть, я его прогнала. Жалко было молодого парня. Не хотела портить жизнь ни ему, ни мужу, — Фима положила ладони на горящие алые щеки.
Я бы на ее месте совсем сгорела со стыда. А эта шустрая изворотливая только пятнами покрылась перед матерью обманутого мужика.
— Я простая деревенская баба, Михаил в моих глазах был московским мажором. Ну, не пара я ему!
Ее слова давят тяжело, в груди наливаются каменной тяжестью. Не ей было решать «пара, не пара».
Как только врачи сказали, что у нас будет двойня, муж заподозрил неладное.
— У тебя были в роду близнецы?
— Нет. Может, это из-за твоей радиации? — морочила ему голову. Гриша поглядел на меня серыми пристальными, ответил: — Может.
Стискиваю зубы, как же она так просто рассуждает.
— Роды прошли успешно, — рассказывает Фима, — первым родился Тошка, за ним Лешка. Принесли на первое кормление — глазки синие, как у папки, сами мальчишки крепенькие — как детеныши медвежата. Ни о чем не пожалела тогда. Оправдала свой обман.
Чекануться! Во дела! Женщина ради рождения ребенка готова на всё! Природа предусмотрела в ней данное качество.
Лопатками ощущаю холод в душе Полины Воронцовой. Ее тоже можно понять. Она — мать, бабушка. А встретила родных внуков спустя десять лет. Не успела понянчить их маленькими. Фима лишила ее этого права.
— Что дальше? — спрашивает мать Миши.
— Забирает нас муж из роддома, счастливый до чертиков, под шафе. Привозит домой со спящими сыночками. Голодные дети просыпаются, глядят на папку синими сапфировыми глазками. Муж недоуменно пялится на меня.
— Фима, как так-то?..
— Как? — включаю дурочку.
— Глаза у тебя голубые, у меня — серые, у детей — синие? Чудеса! Что скажешь?
Тяжело вздыхаю. Мысли мечутся в поисках оправданий, ищу заготовки.
— Гришань, сыночки пошли в моего деда статью, ростом, лицом. Муж щуплый, а пацаны родились богатырями и росли шустро, превращаясь в маленьких розовощеких крепышей — медвежат.
Подмечаю, женщина говорит о детях и светится от счастья.
Я ее понимаю. Надеюсь, мама Миши тоже, несмотря на кипящую в ней злость.
— А потом сучилась беда, она и разорвала нашу жизнь на «до» и «после». Лехе было пять, когда он сломал ногу, повредив артерию. Нужно было срочно делать переливание крови.
У сына — первая.
У меня — вторая.
У мужа — четвертая…
Тут-то Гриша припомнил мне симпатичного солдатика с синими глазами. До мельчайших деталей вспомнил парня — фигуру, лицо, повадки.
Да, чего вспоминать-то. На пацанов гляди, и описывай!
Тут понеслась! Как выпьет, так гоняет меня с криками: «шалава».
Я терпела, знала, что виновата. Терпение лопнуло, когда он бросил сыновьям в лицо: «Уб***ки».
Развелась, ушла с детьми, оставив мужу квартиру. Себе и детям на память забрала фамилию Шурочкины.
Перевелась я в Якутск по службе. У меня там обосновалась боевая подруга Арина, возглавив военный госпиталь. В госпитале я познакомились с Артуром, он у нас залечивал раны. Сибиряк, младший лейтенант, тридцать два года.
— Тянет на молоденьких? — акцентирую внимание на возрасте нового возлюбленного, припечатывая женщину взглядом.
— Нет. Так вышло, — холодно отбривает меня женщина.
Сознание отмечает, что я права.
— Где он сейчас? — упорствую.
— Там, где все служивые!! — цедит раздраженно врачиха. И взглядом намекает мне «не нарывайся»!
— Прекратите! — Полина Воронцова пытается остановить нас. Видно, что сама она завязала эмоции узлом. Настроена решительно по-деловому.
Это мы с Фимой эмоционируем, как ярые соперницы.
— Почему пацаны не любят твоего Артура? — осторожно замечаю я.
Женщина пожимает плечами, отводит взгляд.
— Они толком не познакомились. Вбили в малолетние горячие головы, надо вернуть папку. И всё! Хоть расшибись, не донести до них информацию. Сто раз пожалела, что рассказала им, кто их настоящий отец! Не учла, что характер горячий как у отца.
— Понятно, — фыркаю, гляжу нагло. — Фимочка, Вы же не планируете остаться в Москве? — спрашиваю с улыбкой.
Мать Михаила удивленно вздергивает бровями, переводит взгляд на свои ладони, выдающие ее настоящий возраст, усмехается, но молчит, чтобы не сгущать, без того тяжелую атмосферу.
— Нет. Мы с Антоном улетаем ночью. Меня ждут больные.
Не успеваю вздохнуть облегченно, осознав ее слова, как обе женщины начинают смеяться. Морщу носик, смеюсь вместе с ними.
Первой замолкает Полина Воронцова. Женщина вскидывает на Серафиму янтарные глаза, невесело спрашивает:
— Как же мой сын? Наша семья? Все хотят познакомиться с женщиной, которая родила нам двух Воронцовых, — давит Полина на новую родственницу.
— Так-то они Шурочкины, — возражает Фима.
— Это формальность!! — усмехается Полина. — Миша перепишет детей на себя в ближайшее время!
— Стоп!! — Фима нервно заламывает руки. — Это мои дети! Вы не отберете их у меня.
Гляжу на обеих взглядом, полным молчаливого сочувствия, жду развязки.
— Вы сами разберетесь с моим сыном. Оба виноваты, решайте, как быть дальше. Одно скажу, Миша не оставит сыновей. Сейчас волнуюсь за себя! Как бабушка имею право на общение с внуками!
Усмехаюсь, кажется, разговор пошел не по тому руслу.
— Дети не игрушки, не разменная монета. Имеют право на полноценную жизнь и право выбора, — замечает Воронцова. Им десять, они могут сами решать, с кем жить.
— Если Михаил женится, я с удовольствием пришлю вам пацанов на лето. Только боюсь, вы недооцениваете внуков. Еще те «не подарочки». Сами же отошлете их обратно через неделю!
— Не подарочки, зато наши. Воронцовская порода!!
— Не говорите «гоп», — ухмыляется Фима.
— Ой, не пугайте! В нашей семье, каких только «подарочков» не было.
— Есть одна проблема, — неожиданно лицо Фимы становится серьезным. — Миша до сих пор не женат! Это осложняет дело.
— Я его невеста, — напоминаю слабеньким голоском.
— Девочка, сколько тебе лет? — вот теперь женщина отыграется на мне. Фима явно нелестного мнения обо мне.
