Эймон подчинился. Конечно, он слишком поторопился. Колин еще не полностью отошла от родов. Конечно, ей нужно дать время. Он неохотно выпрямился, но все-таки не удержался и провел ладонью по гладкой округлой шее.
Колин вздрогнула и открыла глаза, из голубых ставших почти серыми.
— Колин, я...
— Нет. — На дрожащих ногах она сделала шаг в сторону. Ее голос немного дрожал, но звучал твердо. — Нет, Эймон, нет. Я не хочу вводить тебя в заблуждение, хотя мое тело, может, и говорит «да».
— Оно не говорит, оно кричит, что ты согласна, — сощурившись, сказал он.
— Какой бы ты глагол ни употребил, я говорю «нет». — Она устало пригладила волосы. — Я не могу, понимаешь? Я не хочу и не могу позволить себе привыкнуть к тому, что ты рядом, когда ты в любой момент можешь исчезнуть. Снова уехать в Перу, вернуться обратно в Нью-Йорк. Мы поддались импульсу. Такого не должно больше повториться.
— Ты так уверена, что это был всего лишь импульс, вспышка желания? — Он взял ее за руку, но она выдернула ее и отступила еще на шаг.
— Пожалуйста, не надо. Я... мое тело еще не готово, чтобы принять мужчину.
— Оно было готово принять меня.
Колин покачала головой.
— Ты мог так подумать, но это не совсем так. Каждый имеет право на мечту, на фантазию. На то, чтобы позволить себе поверить, что мечты сбываются. Хотя бы ненадолго.
Эймон внимательно посмотрел на нее, и у него возникло странное ощущение, что она говорит не с ним, а с собой.
— А что, если я никуда не уеду? Что тогда?
Ее глаза расширились.
— Что ты имеешь в виду? Ты уедешь. Ты не можешь не уехать. У тебя в Нью-Йорке друзья, работа. — Она недоверчиво покачала головой. — Такими вещами не шутят.
— Какие уж здесь шутки? — пожал он плечами.
Между ними воцарилось молчание. Они замерли напротив друг друга, как два бойца, прощупывающие самое уязвимое место соперника.
Эймон лихорадочно думал. Он сказал это неожиданно для себя, не задумываясь, что, в общем-то, было ему несвойственно. Но что заставило его сказать эти слова? Неужели он в самом деле хочет оставить Нью-Йорк, оставить жизнь, ради которой трудился долгих пятнадцать лет?
Тишину кухни вдруг нарушил тихий смех Колин.
— Кого ты пытаешься сейчас обмануть? — чуть погодя спросила она. — Мы оба знаем, что это невозможно. Ты сказал это, не подумав. Я ни за что не поверю, что ты променяешь возможности большого города и роскошную жизнь на наше захолустье. Ты ведь приложил столько сил, чтобы вырваться отсюда. Просто дело в том, что тебе, как и всем мужчинам, не хочется признавать свою неправоту.
— Не совсем, — последовал неожиданный ответ.
Колин растерялась. Она ждала, что вот теперь, когда она все сказала за него, Эймон ухватится за ее слова. Ей только останется дождаться его отъезда, сохранив воспоминания о его поцелуях на всю жизнь.
Но стоило его губам прижаться к ее, как стало ясно, что одних воспоминаний ей будет недостаточно. Ей нужен он сам, а не воспоминания о нем. И вот теперь он утверждает, что готов остаться. О, если бы это было так, она бы почувствовала себя самой счастливой женщиной, даже если ее самая сокровенная мечта так и осталась только мечтой! Она бы почувствовала себя счастливой оттого, что благополучие «Инисфри» стало его заботить больше, чем об этом могли мечтать она или его отец. Оттого, что рядом с ней крепкое, надежное плечо Мужчины, которого она любит. Вот только... Ведь рано или поздно ей станет этого недоставать, разве не так? Что, если он не сможет ответить на чувство, которое она испытывает к нему? К тому же этот уклончивый ответ «не совсем». Разве жизнь не научила ее, что лучше сразу признаться себе в том, как бы горько это ни было, что видишь перед собой черный цвет, чем убеждать себя, что это серый, который — если повезет — вдруг посветлеет?
«Да, так будет лучше», — подумала она, преисполнившись суровой решимости не давать надежде ни малейшего шанса.
— Извини, Эймон, но я не верю. Ты не будешь здесь счастлив, потому что ты не любишь это место. Ты не принадлежишь ему и никогда не принадлежал.
— Я никогда этого не отрицал. Просто мне всегда нужно было что-то большее.
— Вот видишь. — Ей удалось скрыть свое сожаление. — Вот поэтому ты и живешь в Нью-Йорке.
— Не все время. Иногда я отдыхаю.
— Многие люди проводят отпуск в другом месте. — Ее сердце совсем упало. Ей следовало догадаться, что для него приезд в Ирландию станет чем-то вроде отпуска, хотя первоначальная причина была отнюдь не так радостна.
— Хотя, конечно, ты права, — вдруг сказал он те слова, которые она ждала услышать от него последние несколько минут. — Я не подумал как следует, произнеся те слова, хотя раньше никогда не был так импульсивен.
— Все когда-нибудь происходит. Ты не производишь впечатления мужчины, способного упаковать свои вещи и перебраться жить в такую глушь под влиянием пары-другой поцелуев одной ирландки.
«Которая любит тебя всем сердцем», — мысленно добавила она.
— Я готов с тобой согласиться, кроме одного пункта. Это было больше, чем «пара-другая» поцелуев, и мы оба об этом знаем.
— Полная чушь. — У нее вырвался смешок. — Это была только пара поцелуев.
— Нет, ты только надеешься убедить меня в этом, хотя сама в это не веришь, — спокойно сказал он. — То, что случилось сегодня, уже давно витало между нами и рано или поздно должно было произойти. Неужели ты забыла, что я приехал сюда вовсе не из-за тебя? Однако же я остался, никак не предполагая, что причиной моей задержки послужит беременная женщина. О чем это говорит?
Колин усмехнулась.
— Только о том, что, когда приехал сюда, ты не знал, что найдешь здесь одинокую беременную дурочку. Все-таки, наверное, ты не так уж и плох, раз согласился мне помочь. Хотя, может, тобой двигало что-то другое. Ты же не знал, во что ввязываешься.
— Ты не похожа на дурочку, — возразил он. — Просто мало кому удается избежать ошибок.
Он говорил, а сам медленно надвигался на нее. Сама того не замечая, Колин начала отступать и отступала до тех пор, пока не уперлась спиной в буфет. Эймон усмехнулся и вытянул руки вперед. Колин поняла, что оказалась в ловушке.
— Раз я не могу доказать свою правоту на словах, придется доказывать ее на деле. Может, тогда ты наконец перестанешь упрямиться и признаешь, что между нами что-то происходит, и не будешь относиться ко мне так, как в последние дни.
— Ничего подобного. Я относилась к тебе так же, как и всегда.
— О, нет. Ты игнорировала меня, словно я не существую.
— Вовсе нет. — Ей с трудом удавалось контролировать свой голос. — Я просто отстаивала свою независимость, когда ты фактически стал контролировать мою жизнь. Все, что я хотела тебе доказать, так это то, что я отлично могу справиться без тебя и что ты можешь вернуться в Нью-Йорк, если тебя здесь ничего больше не держит.
