Меня укладывают на что-то мягкое, и я закрываю глаза. Проигрываю борьбу смертельной усталости, погружаясь в глубокий сон.
Глава 25
Моя жизнь превращается в кошмар, и я нуждаюсь в пробуждении.
Я нуждаюсь в луче света, который прорежется сквозь черноту и вытащит меня из сущего ада.
Понятия не имею, сколько часов, или суток проходит с момента, как я попадаю в логово чудовищ: таких же, как Тарханов. Они кишат, будто тараканы. Истина такова, что ими переполнен мир. В нем больше грязи и монстров. Добро — исчезающий вид. Деньги — рычаг хаоса.
Меня держат под веществом, которым воспользовался Виталий, чтобы я не сопротивлялась. Жидкость, поступающая через одноразовые шприцы в мой организм, очищает разум от переживаний и страхов.
Я не боюсь. Честно.
Лишь бы увидеть напоследок Артемку, а после — будь что будет.
Может, этот наркотик никогда не выветрится из моей крови. Может, меня напичкают им до смерти прежде, чем произойдет что-то более отвратительное и унизительное.
Они — монстры с человеческими лицами — продают невинность. Распоряжаются жизнями девушек, словно это самая незначительная в мире задача, а проще только раздавить пальцем букашку.
Тарханов уготовил для меня такую участь.
Или все-таки Тиран?..
Это перестает иметь всякое значение, когда меня раздевают до нижнего белья, выводят в центр помещения, ставят под мощный прожектор и оставляют в одиночестве. Мои руки скованы наручниками, по щекам текут слезы, в глазах двоится и троится.
Торжественный мужской голос, который раздается из динамика с характерным шипением микрофона, назначает начальную ставку.
Сорок тысяч долларов.
Я пытаюсь осмотреться, но ноги подкашиваются. Я падаю, не сумев удержать равновесия. На высоких каблуках это крайне сложная задача. Не могу подняться. Так и остаюсь сидеть на четвереньках, но кто-то выходит и ставит меня на ноги.
— Шестьдесят тысяч долларов!
Поднимаю голову и смотрю на ослепительный белый свет.
— Семьдесят тысяч. Восемьдесят. Сто!
Голос не замолкает.
Цена за мою честь и жизнь стремительно повышается.
— Триста тысяч долларов!
Я чувствую, что вот-вот упаду снова.
— Триста тысяч раз, триста тысяч два, триста тысяч три. Продано!
Меня уводят из темной комнаты с черными стенами и полом. Ведут вдоль холодного коридора с мигающими флуоресцентными лампами. Что-то накидывают на плечи — длинное и жесткое. Наверное, плащ, или мантию. Это все равно не согревает. Внутри меня вечная мерзлота.
Я делаю глубокий вдох, когда оказываюсь на улице. Человек, лицо которого расплывается, как бы я ни пыталась приглядеться к его чертам, ведет меня к автомобилю. Сажает внутрь и закрывает за мной дверь.
В салоне есть кто-то еще. Он сидит напротив, пряча свой лик в темноте, но я чувствую на себе его изучающий взгляд.
— Move, — мужской тенор отдает приказ, и автомобиль плавно трогается с места.
Все, на что я способна, — прислониться лбом к окну и закрыть глаза. Не обращаю внимания на попутчика, который так же не предпринимает попыток заговорить со мной. Он держится на расстоянии, не выходя из тени.
Почему-то уснуть не получается. Я готова впасть в вековую спячку. И никогда не просыпаться. Зачем видеть мир, если он наполнен мерзостью и страданиями?
Не спасают мысли об Артеме.
Я... начинаю забывать его личико.
Вскоре автомобиль тормозит, и меня вновь тормошат.
— Are you ok? — звучит голос с другого конца салона.
Наконец, незнакомец показывается из тени и смотрит на меня со смесью беспокойства и сочувствия.
Молодой смуглокожий мужчина выходит из машины, разворачивается, протягивая ко мне руки, и помогает выйти наружу. Прижимает к своему боку, крепко обвивая за талию, и я разглядываю его вблизи.
Он не русской национальности. Может быть, араб? От него приятно пахнет, и он ведет меня прямо к высокому зданию, верхушка которого скрыта за темными облаками в ночи.
Из глубины моего горла вырывается сиплый смешок, когда я перевожу взгляд и натыкаюсь на яркую вывеску с надписью «ЮПИТЕР», которую прежде миновала десятки раз.
Я не могу закрыть свой рот, и вскоре короткие смешки перерастают в неконтролируемый, истерический смех.
Почему я вновь оказываюсь в этом месте?
— Ника!
Я мотаю головой, когда до меня доносится крик Архипова.
Это галлюцинация? Я все себе вообразила? Создала в чертогах разума безопасный островок, закрывшись от внешнего мира и реальных угроз.
И его голос мне мерещится, как и высокая приближающаяся фигура.
— Ника… — чужие руки отрывают меня от иностранца и прочно обхватывают. Я утыкаюсь лицом в твердую грудь, чувствую, как под щекой колотится в сумасшедшем ритме чужое сердце. — Боже, успел!.. — моя галлюцинация тяжело дышит, чуть ли не стонет. Затем отрывает от себя и наклоняется, чтобы увидеть мои глаза. — Тебе не причинили тебе боль?!
Вместо меня отвечает мужчина, с которым я ехала в автомобиле. Он изъясняется на английском языке, а я слишком... не в себе, чтобы разобрать больше двух слов.
Вдруг земля исчезает из-под ног. Тиран подхватывает меня и несет к принадлежавшему ему жилому небоскребу.
Неожиданно для самой себя я начинаю дергать конечностями. Всплескиваю руками, импульсивно и хаотично.
— Пусти! — воплю на Архипова. — Монстр!
— Да блять! — рычит наркотический плод моего воображения и ускоряется. — Ника! Успокойся... прошу...
Со всей дури бью его кулаком по груди.
— Я... для тебя... ты это... — во мне просыпается злость.
Я в ярости оттого, что не могу сформулировать мысль и донести ее. Я в бешенстве из-за проделок собственного сознания, подкинувшего образы обличия Тирана и его «Юпитера».
Я не понимаю, хочу ли плакать, или драться. Или все в раз.
— Отдал меня ему... — рыдаю взахлеб, не прекращая колотить Архипова, вырываться из его объятий. — Подстроил... все?! Ты?! — с яростью хватаю мужчину за лицо, оттягиваю кожу, царапаю, вынуждая посмотреть на меня. — Проверял... меня... на прочность?! — реву, рычу, стискивая зубы. — Твоя очередная... игра... чудовище!
— Я не делал этого с тобой, Ника! — отвечает моя галлюцинация. — Я... — заносит меня в лифт. — Я виноват лишь в том, что не придушил Тарханова раньше. Прости.
Мне становится холодно. Я зябну и клацаю зубами, ощущая, как боль зверская обволакивает внутренности.
— Ника?!
— Больно... — скулю, скручиваясь в позу эмбриона.
— Не отключайся, поняла? Не смей! Продержись еще немного... Девочка, ну же! Врач уже ед...
Остаток фразы тонет в слепящей мгле, накрывающей меня с головой.
Глава 26
Чувствую, как кто-то гладит меня по голове. По волосам. Так приятно. Когда-то очень-очень давно, в моем глубоком детстве, так гладила мама. Когда папа был жив, она любила. Меня, Ренату. Наверное, любит и сейчас, но отвыкла проявлять любовь.
Почему я об этом думаю сейчас?
— Ника?.. Ника? Доминика?
Какой знакомый мелодичный тембр, словно перезвон колокольчиков. Кажется, будто владелице этого голоса я свое имя не называла. Тем не менее, подсознательно чувствую, что знаю ее. Но как будто что-то мешает мне вспомнить имя...
— Ника? — присоединяется другой голос. Мужской, тяжелый. Тоже до жути знакомый.
Я знаю, знаю его.
Тиран.
Это Тиран.
Он здесь?
Что он тут делает?!
Не могу открыть глаз, и во мне зарождается целая буря из страданий, внутренней боли и ненависти!
Он — зло. Предатель. Настоящий тиран! Как же он соответствует своему имени.
Не могу даже подобрать слов, чтобы хоть как-то охарактеризовать его поступок. Подло, низко, ужасно.
Страшно...
Мне было страшно.
— Может, я останусь с ней сама?
— Прекрати, Юль. Мы это уже обсуждали. Я никуда не уйду, — безапелляционно.
Юля. Вот кто рядом со мной, кто гладит по голове. Это Юля Архипова!
