— А ты прекрати воротить нос, — спокойно заключил он. — Заметить-то я заметил, в том-то все и дело.
Его машина стояла у бровки тротуара; сначала Блейз запихнул Сорель, потом сел сам. Она с ехидством подумала: как ему удалось найти парковку в такое время? Приняв достойный вид, она пристегнулась и сидела, молча возмущаясь, пока он вел машину к ее дому.
Он тоже всю дорогу молчал, сосредоточенно хмурился, хотя считался опытным водителем и мог бы разговаривать за рулем.
Они подъехали к дому одновременно с отцом. Айен помахал им, загнал машину в гараж и подошел к ним.
— Всем привет. Я не знал, что ты ее привезешь. Заходи.
— Спасибо, — кивнул Блейз, а Сорель воскликнула:
— Нет! Не надо.
Айен озадаченно посмотрел на нее, а Блейз спокойно возразил:
— Пойду поприветствую Роду.
Спорить не имело смысла. Сорель первая двинулась к дому, мужчины за ней.
Она сразу прошла к себе и оставалась там столько, сколько позволяли приличия. Когда она наконец покинула свою комнату и на звук голосов направилась в гостиную, там сидел Блейз со стаканом в руке.
Айен тоже пил виски; Рода держала бокал белого вина. Она обрадовалась приходу Сорель.
— А вот и ты! Мы заждались. Блейз остается на обед!
Сорель с трудом сдержала гнев, тем более что сквозь бесстрастное выражение лица Блейза просвечивало удовлетворение.
— Рода любезно пригласила меня, — сообщил он, — а поскольку твой отец настоял на том, чтобы вместе выпить, то неплохо бы и поесть, перед тем как садиться за руль.
Порция виски сверх недопитого стакана пива в кафе — не та доза, которая свалит его с ног. Правда, стакан пива мог быть не первый, до прихода Сорель у него было пятнадцать минут…
Айен подошел к буфету.
— Сорель, тебе чего налить?
— Мне хватит того, что я выпила с Блейзом. Вы с мамой можете с ним разговаривать, а я пойду готовить обед.
Рода всполошилась:
— Я собиралась сама…
— Блейз пришел навестить тебя. Оставайся здесь, я справлюсь одна, — убедила ее Сорель.
Пока Рода болела, готовила Сорель, и хотя сейчас мать шла на поправку, Сорель по-прежнему ей помогала.
Она плотно закрыла дверь кухни, ненадолго прислонилась к косяку, потом кинулась к холодильнику.
Через двадцать минут на сковороде жарился бефстроганов, в кастрюле кипел хорошо промытый рис. Вытаскивая из холодильника продукты для салата, она услышала, как отворилась дверь, и решила, что мать пришла помогать.
Держа в одной руке кочан, другой шаря по дну в поисках морковки и яблок, Сорель пробормотала:
— Все идет нормально. Ступай, поговори с Блейзом.
— Я не привык разговаривать сам с собой, — раздался насмешливый голос.
Сорель чуть не выронила капусту, замерла, все мысли вылетели из головы. Тупо глядя в отделение для овощей, она пробормотала: «Морковь», вытащила ее, достала розовое яблоко, потом встала и захлопнула холодильник.
— Чего тебе тут надо?
— По-моему, я ясно высказался, — расхохотался Блейз, глядя, как в ее глазах разгорается огонь. — Того же, чего и тебе. Твоя мать распыхтелась, что ты одна не справишься, и я вызвался помогать, тем более что мне нужен лед. — Он приподнял стакан.
— Бери сам. — Она отошла к стойке. — А я обойдусь без тебя. — Мысленно она обругала мать за прозрачную попытку свести их вместе. Взяв длинный нож, она быстро стала шинковать капусту. — Не хватит ли тебе пить? — Она кивнула на его стакан.
— Это имбирный эль. — Он слегка оперся о стойку и наблюдал за ней.
Сорель хмуро строгала капусту и складывала в миску. Шипенье на плите напомнило о рисе; она кинулась его спасать и буркнула недоброе слово о пене, разлившейся по плите.
Блейз тоже подошел и предложил:
— Давай я.
Но она мотнула головой:
— Сама справлюсь. — Сорель переставила кастрюльку на плиту слабого подогрева, выключила горячую плиту и взялась за тряпку. Пока она вытирала грязь, Блейз тактично отступил в сторону.
— Могу же я чем-то помочь тебе?
— Можешь. Уйди и не отвлекай меня, — проскрипела она, а он засмеялся.
— Я тебя отвлекаю?
Сорель сообразила, что он не сказал и двух слов, а теперь у него был такой самодовольный вид, как будто он радовался, что одно его присутствие ее отвлекает, видите ли.
Она взяла нож и стала быстро резать морковку. Один кусочек отскочил на пол. С ножом в руке она повернулась, и Блейз в шутливом ужасе поднял руки вверх.
— Ухожу, ухожу, не размахивай этой штукой!
Сорель невольно улыбнулась.
Он подскочил к двери, она снова застучала ножом. Он обернулся и спросил шутливо:
— Не знаешь, морковке больно?
Она повернула голову на его голос и тяпнула ножом по пальцу.
— Ой! — Сорель инстинктивно прижала палец к губам.
Блейз свирепо выругался, в два шага подскочил к ней, поставил стакан на стойку и взял ее за руку. При виде крови он снова выругался и подтащил ее к раковине.
— Извини! — Он побледнел, сдвинул брови и подставил ее руку под холодную воду. — Аптечка первой Помощи в ванне?
— Да.
— Потерпишь, пока я за ней сбегаю? Позвать маму?
Сорель покачала головой.
— Пустяки, просто царапина.
— Я через минуту. — Он быстро наклонился, поцеловал ее в щеку и выскочил из кухни. Вскоре он вернулся с красной коробкой в руках. — Поглядим. — Порез кровоточил, он старательно отер ей палец. — Может, заклеить?
— Нет, — твердо отказалась Сорель. — Там есть тампоны, надо приложить, а потом завязать.
Блейз колебался, и она приказала:
— Действуй, я не могу одной рукой.
Он сделал все, что нужно, а когда закончил, не выпустил ее руку.
— Я виноват.
— Ничего подобного.
— Нет, все произошло из-за меня, из-за моей парфянской стрелы, ты же говорила, что я тебя отвлекаю.
Она не спорила. Он по-прежнему отвлекал ее — перед тем как отпустить, поцеловал руку, и в порезе возникла тупая боль в ответ на прилив вспыхнувшего желания.
В припадке раскаяния он был неотразим; она бы предпочла, чтобы он злился, ей стало бы легче ему противостоять.
— Теперь я просто обязан тебе помогать, — объяснил он. — С бинтом на пальце работать трудно.
Тут он оказался прав. Он отнес аптечку, и она видела, как круто изменилось его настроение — вместо скрытой злобы, которую она видела, когда они приехали домой, он проявлял заботу и почти братскую поддержку. В сущности, она увидела его таким, каким помнила с детства.
Правда, в его сегодняшнем поведении, как и в прежних поцелуях, не было ничего братского, только откровенная сексуальность. И хотя в поцелуях присутствовала подспудная злость, они привели к тому, что ее сжигало желание — такое же, как у него.
