Выйдя от Марка, он увидел, что дверь в комнату Эмили открыта. Она стояла, склонясь над кроваткой дочери. Слэйд встал рядом, чувствуя, как бьется его сердце. Ночник слабо освещал комнату.
— Она такое чудо, ведь, правда? Когда я держу ее, кормлю, мне даже порой в это не верится. — Эмили взглянула на него. — И ты помог ей появиться на свет.
Помочь Эмили произвести на свет новую жизнь было, пожалуй, предметом особой гордости Слэйда. Но ведь Аманда — плод союза Эмили и Пита Лоуренса. И Слэйду нестерпимо захотелось задать вопросы, что роились у него в голове.
— Ты все еще любишь мужа?
У Эмили округлились глаза, вопрос ее, похоже, удивил.
— Нет, я уже не люблю Пита. К тому времени, когда он погиб… у меня к нему почти ничего не осталось.
Слэйд решил, что надо начинать с самого начала.
— Где вы познакомились?
Отойдя от колыбельки, Эмили присела на кровать.
— В школе. Он был старше меня на два года. Окончив школу, он стал работать в продуктовом магазине в Биллингсе. Начал захаживать, а потом мы поженились. Мне просто не приходило в голову…
Она смолкла, а он нетерпеливо спросил:
— Что?
— Что Пит не тот человек, который мне нужен. В нашем браке не было ничего ужасного, многим и в голову бы не пришло, что у нас что-то не так. Но Пит… не собирался взваливать на себя обязанности отца и мужа. Когда мы поженились и переехали сюда, к отцу, я сразу стала замечать, что Пит и не думает брать на себя свою долю забот. Отец ничего не говорил, но я знаю, он сильно переживал из-за меня. Пит взвалил всю инициативу на меня. Начиная со стирки до…
Она внезапно смолкла.
— Секса? — напрямую спросил Слэйд и сел рядом.
Она покраснела.
— Мне бы не хотелось говорить об этом. — Она помолчала. — Я думала, все изменится с появлением ребенка, но после рождения Марка на меня навалилось только больше работы. Я старалась, чтобы Пит был доволен, старалась дать все, что ему было нужно, но дошло до того, что я уже не знала, что именно ему нужно. Он почти не разговаривал со мной… все время смотрел телевизор, когда бывал дома. Было чувство, будто я должна для него делать все, а он — ничего. За год до автокатастрофы он пристрастился к выпивке. Потому-то и не справился с управлением.
Слэйду многое хотелось сказать, но он понимал, что лучше промолчать. И все же спросил:
— Почему же ты не развелась?
— Я была верна нашим клятвам. Я думала, если очень постараться… — Она покачала головой. — Аманда появилась случайно. Я узнала, что жду ребенка, только после смерти Пита.
— Я не очень хорошо разбираюсь в семейной жизни, — проворчал Слэйд, — но думаю, усилиями одного человека дела здесь не поправить. — Он замялся. — Пит был с тобой… груб?
— О, нет, — тут же ответила Эмили. — Просто… мое отношение к нему изменилось: я перестала его уважать. После года замужества я поняла, что он мне просто вскружил голову. Теперь я задумываюсь, любила ли я его вообще? Я решила больше не рисковать, надеяться в жизни только на себя и жить, как хочу.
После долгого молчания Слэйд спросил:
— Он ведь был Марку не очень хорошим отцом?
Она покачала головой.
— Ты уделяешь ему гораздо больше внимания.
От ее взгляда сердце у него забилось сильнее. Он придвинулся к ней, а когда она не стала отодвигаться, обнял ее.
— Мы так и не отметили Новый год. У тебя не пропало желание? — поинтересовался он почти шепотом и услышал тихое «нет».
Он прижался к ее губам. Поцелуй вышел жарким, жадным, страстным. Тени в комнате, ночная тишина и ветер, стучавший в окно, располагали к близости. За первым поцелуем последовал второй и еще один, которому, казалось, не будет конца. Слэйд гладил ее волосы и, сам не зная, как это произошло, вдруг оказался рядом с ней на постели. Они утратили чувство реальности и уже не понимали, где находятся и какое сейчас время суток. Она была слаще меда, кожа у нее — нежнее лепестка. Он не смог удержаться, и его рука скользнула к пуговицам на блузке. Эмили потянула его рубашку, и он почувствовал, как она обхватила его талию ладонями. Ее пальчики перебирали волосы у него на груди, пока он целовал ее в шею. Но когда его рука приблизилась к ее груди, она остановила его.
— Слэйд, я не могу. — Она рывком поднялась. — Я ведь кормлю грудью и…
— Я знаю, что ты кормишь грудью. Ты хочешь сказать, чтобы я был осторожен? Ты хочешь сказать…
— Я просто не могу.
— Чего ты не можешь?
— Я думала, что смогу просто побыть с тобой. Думала, что могу позволить поцелуи, ласки, но…
— Слишком рано?
Он все еще пытался найти разумное объяснение её отказу.
— Нет, дело не в этом. Просто я не из тех, кто может провести ночь с мужчиной и забыть о нем наутро. Разве ты не понимаешь?
О, он понимал, и ему чертовски хотелось, чтобы она об этом не думала. Но он также понимал: переубедить ее не в его силах. Такая уж она есть, и тут ничего не поделаешь.
— Так к чему было затевать?..
— Я думала, что смогу повести себя иначе. Извини, мне не надо было обманываться на свой счет.
— Не стоит извиняться ни тебе, ни мне, к этому все шло со дня моего появления, и мне, наверно, пора подумать об отъезде. Я обещал Марку задержаться до соревнований в школе и так и сделаю, но в конце января мне надо уезжать.
Она помолчала, а потом сказала, застегивая пуговицы:
— Если считаешь, что так лучше…
— Да, для нас обоих.
Он ждал, что она скажет еще что-нибудь, но Эмили промолчала.
У дверей он чуть помедлил и заглянул в колыбельку, потом прикрыл за собой дверь и пошел вниз, думая о том, что новый год начался из рук вон плохо.
Хантеру Коулберну не терпелось поскорее приземлиться и позвонить брату. Отвернувшись от иллюминатора, он вновь вернулся к своим бумагам. Он сумел завершить переговоры раньше, чем предполагалось, и ему пришлось бы дожидаться рейса в Денвер до утра, но, к счастью, клиент предложил ему воспользоваться его самолетом. А у Хантера были причины торопиться с возвращением. Хотя он скользил взглядом по условиям контракта, который составлял, голова его была занята мыслями о Слэйде Коулберне.
Хантера ошеломило известие о том, что у него есть брат-близнец.
Это, пожалуй, второе по значимости событие в его жизни. Первое…
Он привычно, как это не раз бывало за последние пять лет, отогнал от себя мысли об Ив Раскин и вернулся к воспоминаниям о детстве в семье, где он никогда не чувствовал себя своим. Джон и Марта Морганы дали ему крышу над головой, окружили его нежной заботой наравне со своими родными детьми, но Хантер всегда чувствовал, что он не такой, как его брат Ларри или сестра Джолин. Лари постоянно напоминал ему, что он приемыш, и глаза Джона Моргана, казалось, светились не такой гордостью за Хантера, как за своих собственных отпрысков. Сколько он себя помнил, его никогда не оставляло чувство одиночества, и только теперь, пожалуй, он узнал причину.
