Она подняла листок бумаги, пролетевший мимо мусорного ведра. От подписи пахло губной помадой.
Едва ли сестра стала бы сопровождать подпись поцелуем. А кто такой Валентино? Она скомкала послание и выбросила его.
К холодильнику была приклеена еще одна записка на сильно надушенной бумаге. Бренна отмахнулась от неприятного чувства и прочитала: «Котенок мой, не забудь купить вина. За мной все остальное. Ровно в одиннадцать. Элисон».
Внутри что-то болезненно сжалось. Взгляд ее упал на календарь, висящий возле телефона. При виде множества моделей в вызывающих позах и чисто символических купальниках Бренна невольно поджала губы.
Этот человек, несомненно, живет насыщенной жизнью. Его календарь испещрен записями, содержащими имена и время. Вниманием Бренны завладели женские имена. Чаще всего встречались Элисон и Сильвия; кроме того, попадались Мэрилин, Джейн, Лиз, Джилл, Бетти и Джоли. Бывали даже случаи, когда на один день назначалось несколько свиданий.
— Энергия бьет ключом, — пробормотала Бренна.
Она попыталась справиться с раздражением. Какое ей дело до того, что Спенсер каждый вечер встречается с новой женщиной? Его личная жизнь ее не касается.
Ее пальцы барабанили по столу.
Игрушки принадлежат сестрам, не так ли?
Когда из ванной послышался шум воды, Бренна встала и направилась в пустую спальню, еще не осознав своих намерений.
Противоестественное желание, но сна не могла удержаться от того, чтобы не взглянуть на эти игрушки еще раз. Раньше она никогда не видела подобные штуки вблизи.
Наручники гипнотизировали ее. Она вообразила, как какая-нибудь роскошная женщина попросила приковать ее к кровати и раскинулась на красных простынях посреди полного набора из этой коробки в предвкушении удовольствия.
Бренна уже знала, что ей будет доставлено удовольствие высочайшего сорта. Ни один мужчина не воспламенял ее так жарко и быстро, как Спенсер Гриффен.
Зазвонил телефон. Бренна подпрыгнула. При следующем звонке она услышала, что шум воды прекратился. Она подбежала к телефону, случайно сбросив на пол несколько дискет.
— Алло!
— Спенсер дома?
Глубокий, влекущий голос соответствовал нарисованному Бренной образу роковой женщины, что переодевалась здесь в прозрачную ночную рубашку. Модель шести футов ростом. Губная помада под цвет простыней, сигарета, зажатая между пальцами с идеальным маникюром. Она уже ненавидела эту женщину.
Бренна заговорила более низким, чем обычно, голосом:
— Дома, но он, к сожалению, не может подойти к телефону. — Она бросала вызов. Он заслужил кое-что после всего, что Бренне довелось из-за него испытать. — Он еще не вышел из душа.
— Да? — В голосе мадам слышалось удивление. — Можно мне оставить сообщение?
— Да, но в ближайшее время он будет очень занят.
Бренна вступила в рукопашный бой и тут же раскаялась. Что это с ней? Спенсер убьет ее.
— Я понимаю. — Голос как будто мягко иронизировал. — Прошу прощения за то, что потревожила. Это Регина Гриффен. Не могли бы вы попросить его перезвонить мне, когда он… освободится?
Регина! Нет, не может быть…
— Вы его бабушка? — Бренна не успела прикусить язычок.
В трубке послышался негромкий смешок.
— Да. Поэтому не защищайте ваши права столь рьяно. Обещаю, что не задержу его надолго.
— О, миссис Гриффен… Мне очень стыдно.
Сказать «смертельно стыдно» — значит ничего не сказать. Регина наверняка решила, что они принимали душ вдвоем.
— А что такого? Гигиеной нельзя пренебрегать.
— О боже… — Бренна закрыла глаза.
— Дорогая, вы меня слышите?
— Да, увы. Когда хочешь провалиться сквозь землю, землетрясение, как назло, не случается.
Регина Линнингтон-Гриффен расхохоталась. Очень чувственный смех для женщины, которой за семьдесят. А может, дело в том, что у Бренны на уме только секс?
— Мне кажется, они не очень характерны для окрестностей Вашингтона.
— Не характерны, — угрюмо согласилась Бренна.
Веселье в голосе старухи не исчезло.
— Вы давно знакомы со Спенсером?
— Достаточно, чтобы его задушить.
— О, так долго?
Звучный горловой смешок.
— Миссис Гриффен, вода больше не шумит. Может быть, позвать его? То есть я не стану заходить, а постучу…
— Ничего срочного. Просто попросите его звонить, когда у него будет минутка.
— Да, конечно…
— Было очень приятно поговорить. Надеюсь, мы с вами познакомимся. Много лет ко мне не ревновали мужчин. Вы сделали грандиозный подарок моему старческому самолюбию.
Бренна промолчала, так как не знала, что отвечать. Ее хватило только на то, чтобы попрощаться и положить трубку. А когда она подняла глаза, Спенсер стоял перед ней, уставившись на наручники в ее руке.
На нем не было рубашки, по мускулистой груди стекали капельки воды. Бренна была не в силах оторвать взгляд от этой картины.
— Ты меня удивляешь, — заметил Спенсер, обтираясь полотенцем. — Я не думал, что ты принадлежишь к этому типу женщин.
Он знал, что Бренна, пусть не сразу, поймет скрытый смысл, который он вложил в эти слова. А она крепче сжала наручники и залилась пунцовой краской; он сразу же вспомнил свою племянницу, которую застал однажды в момент добывания шоколадного печенья из мешочка.
— Я остановилась на муравейниках и удушении, — медленно объявила Бренна.
— Значит, муравейники? — переспросил Спенсер.
— Термитники, — отчеканила Бренна так, будто это слово все объясняло. — На твое счастье, я не успела придумать более подходящую пытку. Но она состоится, и тогда ты проклянешь этот день.
Он не рассмеялся, как ему хотелось, а пристально уставился на наручники.
— Что ж, буду с нетерпением ждать.
— Не-ет. Я не шучу. — Она прошлась по комнате и остановилась напротив него, размахивая нелепой игрушкой. — Знаешь, кто сейчас звонил?
— Я как раз собирался спросить.
— Твоя бабушка! И я выставила себя перед ней полной идиоткой. А виноват в этом ты!
— Бабушка? — Его тон сразу стал тревожным. — Что она сказала?
Он сжал плечо Бренны, и ее настроение немедленно переменилось.
— Все в порядке, Спенсер. Непохоже, чтобы она была чем-то расстроена. Она просила тебя позвонить ей.
— Черт возьми!
Сейчас ему придется признаться, что он не добыл картину.
На кухне громко зазвонил таймер, и Спенсер ухватился за предлог. Ему не хотелось, чтобы Бренна слышала его разговор с бабушкой.
— Будь добра, вынь булочки. Я хочу позвонить.
Бренна вышла из комнаты — по-прежнему с наручниками в руках.