В понедельник его недельное жалованье легло в бумажник и с тех пор оставалось там, непропитое. Он ушел тогда из бара рано, не потратив ни цента. Просто повезло ему с этим конкурсом! Он хотел подарить Изабель незабываемый вечер.
— Ну, если ты и вправду этого хочешь, — пролепетала она и позволила ему усадить себя.
Он сел напротив нее.
— Да, хочу.
Над океаном оставался лишь краешек солнца, и воздух постепенно наполнялся свежестью ночи. Для декабрьского вечера все же было очень тепло.
Изабель должна получить максимум удовольствия. Он не хотел ничем нарушать очарования. Никогда еще женщина не значила для него столь много, и он не скрывал этого.
Пламя заката отражалось в ее волосах. Она обратила к нему взгляд.
Тут он кое-что вспомнил.
— Пардон, — поспешно сказал он и, сдернув шляпу с головы, сунул ее под стол. — Я и забыл, что не снял ее.
Звук ее чудного смеха был свеж и приятен, как шелковистая поверхность пальмовых листьев.
— Ты прощен.
Ему пришло в голову, что, наверное, она не принимает его всерьез. Но ему было все равно.
Официант подошел к их столику, неся на подносе кувшин и два бокала. Он поклонился и составил содержимое подноса на стол.
— Для сеньориты, — проговорил он, наливая сангрию в бокал Изабель.
Повернувшись к Джону, он сказал:
— Сеньор?
Джон кивнул, наблюдая, как кусочки апельсина скользят в его бокал вместе с красным вином.
Изабель не прикоснулась к напитку до тех пор, пока Джон не поднял свой бокал. Глядя сквозь красную прозрачную жидкость на дно бокала, он мог поклясться, что видит там мячик для гольфа. Нахмурив брови, Джон взболтнул вино. То, что представлялось ему мячиком, приняло очертания апельсиновой дольки. Но это не разубедило его, он по-прежнему был уверен, что в его вине плавал мячик для гольфа.
По телу разливалось тепло, рождая состояние блаженного покоя. Несмотря на то что мистическое видение встревожило Джона, он не ощущал, как обычно, потребности растворить беспокойство в вине. Уже несколько дней он не брал в рот ни капли спиртного и порядком соскучился по нему. И вот теперь, когда перед ним стоял бокал с вином, желание выпить куда-то пропало.
Он поднял глаза на Изабель.
— Начинай одна. Я бросил пить.
Удивление отпечаталось в уголках ее рта.
— Правда?
— Да. Я только сейчас понял, что больше не пью.
— Тогда я тоже отказываюсь.
Он вытянул руку и положил ладонь ей на запястье.
— Нет. Выпей немного сангрии, если хочешь.
— Да я не хочу.
Она поставила бокал на стол рядом с собой. Четверо мужчин с музыкальными инструментами приближались к их столику, наигрывая романтическую мелодию. Подойдя ближе, они кивнули Джону и запели.
Изабель смотрела на них и улыбалась.
Джон встал из-за стола и протянул Изабель руку.
— Не желаешь потанцевать?
— Ой… но я же не знаю, как танцевать под эту музыку. Они поют на испанском.
— Тебе не обязательно знать, о чем они поют. Я буду вести, а ты просто двигайся вместе со мной, и все получится.
Она вышла из-за стола, положила руки ему на плечи, и они начали танцевать под музыку, похожую на медленный вальс. Изабель прижималась щекой к его шее. Ее тело было самым податливым из всех, какие ему доводилось держать. От нее исходил тонкий аромат цветочного букета. Джон наслаждался каждым мгновением и потом доверял его памяти на вечное хранение.
— О чем говорится в песне? — спросила Изабель, горячим дыханием согревая его ухо.
Под аккомпанемент гитары и аккордеона музыканты исполняли романтическую балладу. Джон перевел:
— Любовь моя, можно мне пойти с тобой? Любовь моя, ты так прекрасна.
Я тоскую по тебе. Я мечтаю о твоих поцелуях. Дай мне обнять тебя. Любовь моя, желание моего сердца. Ангел моей любви.
Дальше музыка полилась без слов, и он склонил голову, так что его щека коснулась ее щеки. Песня сказала все то, чем было переполнено его сердце. Поняла ли Изабель, что эти слова предназначались только ей одной?
Танец кончился. Официанты внесли блюда и накрыли стол для ужина, поистине королевского ужина. Джон подвел Изабель к ее месту, и они принялись за дегустацию морских деликатесов и салатов из авокадо. В продолжение всего ужина они обменивались взглядами, улыбками, но не словами, за исключением разве что тех, которые ясно читались в их глазах.
Третьим блюдом шел палтус с морковью. Затем — чечевица в остром соусе из молока, масла и жареных томатов. На десерт их ожидал поднос со множеством разнообразных мексиканских пирожных, фруктами и всевозможными сладостями. Изабель выбрала клубнику со сливками. Джон взял пирог с ягодами. Они давали друг другу отведать со своих тарелок, перегибаясь через стол и протягивая один другому ложки ко рту.
Когда ужин был закончен, они стали пить кофе с молоком и слушать музыку, а луна все выше поднималась в небеса.
Джону было обидно прерывать такой вечер разговором про конкурс, но он считал себя обязанным напомнить о нем Изабель.
— Ну что… поедем, соберем ягод и вернемся в город? К утру уже будем дома. Я купил фонарь и одеяла. Они на берегу вместе с остальной поклажей. Сейчас пойду и заберу лошадь с конюшни, если ты хочешь.
Она испустила долгий вздох, полный удовлетворения и неги.
— Знаешь, что-то мне не хочется. А мы не можем побыть здесь еще немного?
— Конечно… конечно.
Она опустила ресницы и прошептала:
— Попроси меня пойти с тобой. Как в песне. Сердце затрепетало в груди Джона.
— Любовь моя, можно мне пойти с тобой?
— Да, — прошептала она в ответ, глядя ему в лицо. — Я пойду с тобой.
Она встала со стула и плотнее закуталась в шаль. Перед тем как встать, она взяла его шляпу и надела себе на голову. Джон взял ее под руку, и они спустились по широкой улице к пляжу.
Музыканты остались позади, а мелодия полетела вслед за Джоном и Изабель. Ночь брала их в свои бархатистые объятия. Ямки следов на песке наполнялись водой, как только их покидала нога. Они шли вдоль океана, держась за руки.
Луна в иссиня-черном небе была подобна апельсиновой дольке или загадочному профилю. Тонкие перышки облаков рисовали на нем рот и глаза и тут же уплывали, влекомые ветром, отчего выражение постоянно менялось — то тихая радость, то легкая грусть…
Джон и Изабель сидели на одеяле, слушая, как волны накатывают на берег и бегут назад. Изабель редко доводилось слышать этот любимый ею звук — нежный ритмичный плеск, который наполнял душу покоем.
— Ты часто ходила на берег, когда жила в Лос-Анджелесе? — спросил Джон, как бы угадав ее мысли, и покрепче обнял за плечи.
