и недовольства. Какого черта эта пусть и красивая, но непонятно откуда взявшаяся девушка лезет в мою жизнь? Я ее просил? Нет. Я пришел к ней? Нет. Так что ей от меня надо?! Она же даже имени моего не знает!
– Пожалуй, смолчу.
Всю жизнь мои чувства осмеивала даже родная мать, меня никто не хотел и – по правде говоря – не мог понять. Все считали, что это лишь позерство. Чувства пришлось похоронить. Только Диме я мог бы открыться вновь, но вряд ли смог бы открыться кому-то еще. Для всех я выгляжу нормальным. А вот то, что у меня внутри, я никому не хочу показывать. Больше не хочу. Никогда. Ни за что. Но я почувствовал, как меня охватило волнение. Мозг вторил: «Не надо, не говори», но сердце дрожало и прыгало: «Может, все-таки попробовать? Она ведь не выглядит, как типичные люди», а мозг отвечал ему: «Ты не перенесешь такое предательство вновь». Сердце не нашлось, что ответить на этот аргумент.
– Что ж… Мне уже пора. Спасибо, что посидела со мной. И… прости за то, что задел тебя в аптеке.
Тихий вздох – мой ответ явно ее огорчил. Мозг победил.
Я поднялся, чуть потуже затянул шарф и двинулся вперед. Я не оборачивался, но чувствовал, как она смотрит мне в спину. Я не выдержал и остановился. Обернулся. Она сидела на скамейке и смотрела в ночную стынь. Свет фонарей отражался в ее глазах. Я подошел ближе. Она посмотрела на меня.
– К-как тебя зовут? – спросил я.
– Даша. А тебя?
– Максим. Прости, если я грубо себя веду, просто…
– Я тебя понимаю, – перебила она. – Я сама была в таком состоянии. Все хорошо.
Я достал телефон; еле двигающимися от мороза пальцами ввел цифровой код – моя дата рождения – разблокировал телефон, ткнул на синюю иконку, белый рисунок в которой при первом взгляде всегда напоминал мне птицу. Но это были английские буквы «VK». Ткнул на «мой профиль», открылась вкладка с именем Максим Думин вверху страницы. Она добавила меня в друзья. Мои губы слабо улыбнулись.
Я сидел на подоконнике и глядел на соседний дом, смотревший на меня десятками черных квадратных глаз.
«Вз-зз», – прожужжал телефон, лежавший рядом. Сообщение от нее. Сердце ни с того ни с сего заколотилось. «И чего ты так возбудился, Максим?» – подумал я.
«Привет. Прости за навязчивость, но может все-таки расскажешь, что произошло?»
Я долго смотрел на это сообщение, ничего не понимая. Я не мог поверить в то, что она волнуется обо мне. Это очень странно.
«Прости за откровенность, но я не хочу, чтобы люди, которых я знаю всего пять минут, лезли мне в душу. Вообще нельзя лезть в душу к тем, кто тебя не просит», – напечатал я в ответ.
«Ты ошибаешься. Человек, который просит, чтобы его не трогали, может быть, больше всех нуждается в помощи».
Да знаю я это, знаю! Но что поделать, если мне всю жизнь только делали хуже? Вот я и перестал просить помощи в таком состоянии. Мне казалось, что все мое тело дрожит. В наушниках играл какой-то грустный мотив. Да-да, если уж страдать так полностью, если истекать кровью, так досуха! Я не знал автора, не особо вслушивался в слова, но все равно проникался этой атмосферой тоски. По правде говоря, мне уже было плевать на все. Сейчас я мог написать и сказать что угодно. Это я и начал делать. Пальцы застучали по клавишам на экране.
«Знаешь, фактически я уже мертв. Мне попросту незачем жить, я совершенно никому не нужен».
«[Ответ на сообщение] В чем же дело? Может быть тебе просто необходимо попытаться изменить свою жизнь?»
Как же я сам до того не догадался, моя хорошая?
«Почему я назвал ее «моей хорошей»?» – подумал я.
«В том-то и дело, что у меня нет для этого ни сил, ни желания. Целыми днями или лежишь и смотришь в потолок, или смотришь в окно и куришь, в то время как в голове лишь пелена негатива».
Я решил не упоминать об успокоительном.
«А ты понимаешь, почему это с тобой происходит?»
Я задумался, смотря в тускло-желтый экран. Даже музыка стихла на несколько секунд, чтобы меня не отвлекать. Наконец я начал набирать холодными пальцами сообщение.
«Я практически утратил надежду», – ответил я через пять минут.
Я думаю, что надежда неразрывно связана с отчаянием. Как только твои надежды не сбываются, приходит отчаяние, но как только приходит отчаяние, мозг начинает за что-то цепляться и возникает новая надежда. Они составляют замкнутый круг, разорвать который может лишь последняя степень отчаяния, приходящая после разбития надежды всей жизни. При таком отчаянии больше не может быть надежды, как и не может быть самой жизни, ведь жизнь без надежды на что-то – это лишь бессмысленное существование. И жив я, видимо, лишь по той простой причине, что самая крупная надежда еще не нашлась и еще не разбилась. Впрочем, это лишь вопрос времени.
«Разве это возможно?» – изумилась аватарка в чате.
«О, еще как возможно… Я потерял надежду, потому что перестал верить. Меня поедом ела родная мать – я перестал верить в то, что слово «мама» – священное и главное слово в каждой судьбе; я думал, что судьбой мне уготовано стать кем-то великим – меня быстро убедили в обратном, и я перестал верить в свои мечты и надеяться на их исполнение; единственный человек, который меня понимал, умер, и я перестал верить в дружбу, ибо более никто из моих знакомых меня не понимает; наконец я просил, я молил Бога о помощи, но и он отвернулся от меня – я постепенно утрачиваю веру и в него. Он злой и никогда не помогает. Ну так и на что же мне надеяться?»
Я нажал на стрелочку, чтобы отправить сообщение, и тут же вышел с «VK». Но я видел, что она прочитала практически сразу. Я не боялся ее ответа, я боялся, что он будет таким же, как и у всех до этого. Ни один человек не способен настолько искренне сопереживать другому, ибо по природе своей чхать хотел на других. Все они лишь скажут сухое «держись», «возьми себя в руки», «все будет хорошо», «не отчаивайся», «просто смени место» и десяток других абсолютно ничего не значащих фраз. Сигареты и таблетки порой куда человечнее людей.
«Ты даже представить не можешь, как я тебя понимаю».
И я ей поверил. Я не знаю почему, но мне казалось, что эта девушка
