Нет надобности говорить, что вся клиника находилась в напряжении, ожидая развязки «восстания» Дьюнн. История эта вызвала множество толков, некоторые были убеждены, что Дьюнн нанесла Шортер тяжелые увечья.
Я закончила работу в пять часов и едва только пришла к себе в комнату, как ко мне вошла Дьюнн. Ее вид заставил меня буквально выпучить глаза. Она выглядела веселой и самоуверенной.
— Мне бы хотелось поговорить с тобой, Дженни, — сказала она. — Ты пыталась проявить ко мне дружеское участие, а я отнеслась к тебе пренебрежительно. Я чувствую, что должна с тобой объясниться.
— Да? — ответила я настороженно.
— Могу я сесть?.. Прежде всего ты должна знать, почему я такая безнадежно плохая медсестра. Понимаешь, всю жизнь я училась тому, чтобы играть на сцене. Единственный театр, где я буду на месте, — тот, где есть подмостки и рампа.
Она улыбнулась моему удивлению и продолжала:
— Отец много времени провел на Востоке, мать оставалась со мной дома и воспитывала меня. Она хотела, чтобы у меня было все самое лучшее, чтобы я занималась всем, чем только можно: танцами, пением, декламацией. Я прекрасно показала себя в школьном театре. Но затем вернулся отец и пришел в ужас, узнав, что я собираюсь сделать сцену своей профессией. Он и слышать об этом не желал. Вместо этого он заставил меня учиться на медсестру. «Один год в палате, и вся эта дурь вылетит у тебя из головы», — сказал он. Только вот не вылетела. Этот год стал для меня сплошным кошмаром, и я знаю, что у меня нет никакой надежды сдать экзамены.
— Думаю, ты права, — сказала я. — И если театр сидит у тебя в крови, заниматься чем-нибудь другим бесполезно.
— Но я все-таки не сдавалась. Я продолжала готовиться в театр, я учила роли в своей комнате…
Она вдруг удивленно смолкла:
— Что с тобой, Kapp?
Я всплеснула руками и расхохоталась.
— О, Эйлин, ты ни за что не догадаешься, что я о тебе думала! — Задыхаясь от смеха, я вытерла глаза. — Я думала, что у тебя крыша поехала, что ты не в себе… ну, говоришь сама с собой, и все такое… Я сейчас психиатрию зубрю, понимаешь…
Я еще не успела закончить свои объяснения, как она тоже начала хохотать.
— А на Шортер я налетела, потому что вчерашний вечер был последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, — сказала она. — Позже я, конечно, пожалела об этом срыве.
— А что сказала сестра-хозяйка?
— Я рассказала ей откровенно все, как было. Она меня внимательно выслушала и была очень добра ко мне. Она сказала, что я трачу понапрасну свое время и талант, пытаясь стать медсестрой.
— Вот добрейшая душа, — сказала я. — И что же теперь будет?
— Она напишет отцу. А я буду пробоваться в театральную труппу как актриса основного состава и, может быть, еще в кино. Ты придешь на мою премьеру?
— Спрашиваешь! Попробуй только меня не пригласить! Но как насчет нашего шоу?
— Это железно! Я обещала и сдержу слово, даже если для этого мне придется добираться сюда через всю Англию.
В субботу я приняла приглашение Иуды пойти с ним вечером в джаз-клуб, который располагался на втором этаже «Быка».
Войдя в помещение, я с удивлением оглянулась вокруг.
— Боже мой, да тут вся больница! — воскликнула я.
Мы довольно весело проводили время. Оркестр был превосходен, Иуда был в ударе.
И вдруг за одну секунду беззаботная атмосфера исчезла: в баре неожиданно появились Дэвид Коллендер и сестра Пиннок.
Красочная, звучная музыка моментально превратилась для меня в пустой, бессмысленный звон.
Доктор Коллендер и Пиннок прошли к соседнему столику. Они выглядели счастливыми, много смеялись и явно наслаждались компанией друг друга.
Волна дикой ревности затопила меня. Пиннок смогла сделать Дэйва Коллендера счастливым, а я потерпела полный крах. Со мной он только раздражался и конфликтовал. Короткие вспышки дружелюбия с его стороны были так редки, что скорее оттеняли наши постоянные стычки, чем вселяли в меня какие-то надежды.
И все же это была не просто ревность. Я страдала еще и оттого, что мой кумир пал со своего пьедестала.
Меня злило то, что он открыто показывается в городе с Пиннок. Даже если ей было наплевать на скандальные слухи, он должен был иметь больше здравого смысла, больше осторожности, если учесть его положение.
Дрожа всем телом, я поднялась и взяла свою сумку.
— Пойдем-ка отсюда! — сказала я резко.
— Слыхала новость о докторе Маллене? — остановила меня Дашфорд в коридоре. — Он помолвлен! С сестрой Хэммонд из мужского хирургического!
Я была приятно удивлена. Все часто видели их вместе в последнее время, но Ив Хэммонд была такой скрытной особой, что невозможно было понять, насколько серьезны их отношения. Перспектива настоящего романа в хирургическом была волнующей. Тони Маллен был одним из лучших людей в нашем отделении, и я от души желала им счастья.
Через некоторое время я встретила Хэммонд в лифте. Застенчиво улыбаясь, она показала мне кольцо — это было скромное украшение с несколькими маленькими бриллиантами.
— Мы собираемся пожениться очень скоро, — сказала она. — Тони не хочет ждать.
Я бы никогда не назвала Хэммонд хорошенькой, но в этот момент ее темные глаза излучали сияние, и вся она как-то счастливо преобразилась.
— Что с нами делают мужчины! — усмехнулась я. — Ты только предупреди нас заранее, чтобы мы успели купить вам свадебные подарки!
В этот вечер я поздно задержалась на дежурстве и покинула палату в половине восьмого. Мы обычно пользовались лифтом, только когда сопровождали пациентов, так что спускалась я по лестнице.
Вдруг я услышала, что кто-то снизу поднимается мне навстречу. Я подумала, что это какая-то из ночных сиделок, опоздавшая на дежурство, но вместо этого увидела совершенно незнакомую девушку.
— Простите, пожалуйста, — сказала она. — Не скажете ли вы мне, где я могу найти доктора Маллена?
Сказав это, она подошла ко мне вплотную, и теперь я могла внимательно рассмотреть ее. Светловолосая, она была очень привлекательна. Темно-синее пальто выгодно оттеняло выразительные фиалковые глаза. Но большое количество косметики не могло скрыть расстроенного выражения ее лица.
— Вы пациентка или посетительница? — спросила я. — Должна вас предупредить, что время для посещений уже закончилось и…
— Нет, у меня к нему личное дело. Я должна его срочно увидеть, — сказала она с певучим местным акцентом.
— Боюсь, что вам это не удастся, — запротестовала я. — Он сейчас в операционной, и его нельзя беспокоить.
— Но мне нужно его увидеть!
