– Иди ты со своей рентабельностью к Дубову своему! – Видно было, что Зотов обиделся не на шутку.
Ну вот, испортила настроение и себе, и парню.
– Слушай, не обижайся, давай Федьку возьмем и пойдем к японцам суши есть? Я угощаю, – заканючила Панкратьева, пытаясь исправить ситуацию.
– Вот еще! – рыкнул на нее Зотов. – Без меня идите, у меня сегодня голодный день.
Ну надо же, как она только забыла, что Зотов периодически устраивал себе по пятницам голодные дни и пил только воду.
Федьку Панкратьева выловила не сразу, тот был в гостях у друга Павлика. Вместе они играли в какую-то «нинтенду», соответственно, идти к японцам Федьке категорически не хотелось, тем более что мама Павлика уже этих игроков в «нинтенду» как следует накормила.
Пить воду вместе с Зотовым Панкратьева не собиралась, поэтому позвонила подружке Люське Закревской и соблазнила ее японцами.
Люська работала финансовым директором в крупной транспортной компании. Это обеспечивало Люськину независимость и самостоятельность. Внешность у Люськи тоже была под стать этой ее независимости. Абсолютная яркая блондинка, но никакая не Барби, а затянутая в черную кожу фурия. Люська стриглась практически под ноль, оставляя на голове маленький ежик белых волос. Из-за этой стрижки всегда сильно накрашенные синие Люськины глаза светились, как звезды. Больше всего на свете Люська любила черную кожаную одежду и ярко-красную помаду. Машина у Люськи тоже была ярко-красной. Вот такая вот любимая подруга была у Анны Сергеевны Панкратьевой. Правда, как и большинство окружающих Панкратьеву людей, лучшая подруга тоже любила чего-нибудь такое отчебучить, после чего Панкратьевой становилось за нее стыдно. Например, напиться и кидаться стаканами об стену или танцы на столе затеять с раздеванием. Да мало ли всяких глупостей может учинить женщина, чтобы обратить на себя внимание? Причем на следующий день Люська абсолютно честно не помнила, что она вытворяла накануне. Поэтому Панкратьева и предпочитала встречаться с Люськой где-нибудь в нейтральном месте, куда обе приезжали на машинах, что обязывало к трезвости.
– Ну что, как твой знатный китаец поживает? – ворвавшись в ресторан, с порога спросила Люська.
Одета она была в немыслимые ботфорты, кожаные джинсы и какую-то непонятную, явно очень дорогую меховушку с кожаными шнурками и заклепками. Чинные официанты все как один уставились на умопомрачительную гостью.
– Люсь, ну почему китаец, никакой он не китаец, – обиделась Панкратьева за Зотова.
– Как не китаец? – возмутилась Люська, стягивая с себя меховушку и, не глядя, кидая ее в сторону изумленного официанта. – Зеленый чай ведрами пьет? Пьет! Ци из пространства поглощает? Поглощает! Да, и с Конфуцием на дружеской ноге. Ты меня когда с ним знакомила, он с Конфуцием пришел. Видимо, показать хотел, что читать умеет.
Официант проявил чудеса ловкости и Люськину меховушку все-таки поймал.
– Девушка, – жалобно произнес он, – у нас гардероб на входе.
– Отлично! – обворожительно улыбнулась ему Люська. – Вы пока курточку мою туда отнесете, мы уже меню и прочтем.
И Люська внимательно стала изучать меню.
– Эх, Анюта! – после недолгого молчания произнесла она. – Опять риса нажремся за бешеные бабки. Тут курить-то хоть можно?
– Я, Люся, курить бросила! – решила удивить подругу Панкратьева.
Люська не удивилась, а махнула рукой и засмеялась:
– Да ладно! Первый раз, что ли?
– Мне Алик за это пять тысяч долларов дал. – При этих словах глаза у Люськи округлились, а челюсть поползла вниз. – Если я закурю, то должна буду отдать ему десять!
– Вот сволочь китайская, хитромудрая! – возмущенно воскликнула Люська. – И как ты только на такое подписалась?
– Денежки люблю очень. Согласись, пять тысяч – это аргумент!
С этим Люська спорить не стала.
– Да уж! Если бы мне кто пять тысяч дал, я б, может, тоже бросила! – резюмировала она.
– Люсь! Я ведь вот что подумала: наверное, Алик меня любит очень, раз на такие траты пошел за-ради моего здоровья.
– Ага! Хрен тебе, Анька! Любит он ее! Себя он любит, китаец твой поганый. Не хочет твои курительные миазмы поглощать и в твоем искаженном пространстве существовать! – С этими словами Люська достала из сумки сигареты, отправила одну в рот и свирепо защелкала зажигалкой.
Официант тут же материализовался рядом, щелкнул своей зажигалкой и дал Люське прикурить. Рядом с пепельницей он положил номерок от Люськиной меховушки.
– Заказывать будем? – спросил он у сердитой Люськи.
– Будем, будем! – закивала Люська, выпуская дым.
Панкратьева развеселилась. В этот момент Люська была похожа на пламенную революционерку из старых фильмов, только вместо папиросы у Люськи на губе висела дорогая тонкая сигарета.
– Значит, так, – продолжила подруга, – рис ваш мы не будем, сами его ешьте, нам несите сашими.
Люська быстро потыркала пальчиком в соответствующие пункты меню.
– А вам? – поинтересовался официант у Панкратьевой.
– Все то же самое, только умножить на два.
Официант удивленно хмыкнул.
– А чего вы удивляетесь, молодой человек? Я в два раза выше своей подруги, да еще курить бросила. Кушать очень хочется! – пояснила Панкратьева свой выбор.
– Ладно, Анька, давай рассказывай! Ты у Арсения была? – строго спросила Люська.
– Была.
– Ну?
– Чего «ну»?
– Кончай придуриваться! Что он тебе сказал?
– Сказал, что я хороший человек и у меня все будет хорошо!
– Ну, это, положим, я и без него знаю. Темнишь ты, Анюта.
Панкратьева действительно темнила. Ну не рассказывать же Люське про секретное оружие. Эта сразу, не задумываясь, всех вокруг огненными шарами закидает. Ах да! Поблагодарить-то подругу за знакомство с Арсением Панкратьева совершенно забыла.
– Да нет, Люсь, ничего я не темню. Спасибо тебе, конечно, огромное. Арсений не проходимец какой-нибудь, а настоящий колдун. Не колдун даже, а волшебник. Мысли читает, все понимает, руками машет, и сразу легко делается.
– То-то, а ты не верила, все смеялась надо мной. Знаешь, он ведь мне сказал, что я сама очень сильный экстрасенс, – гордо призналась Люська.
– А вот это уже я тоже без Арсения давно знаю. Ты вон как в официантов верхней одеждой кидаешь. Не глядя. И ни разу не промазала. Так только настоящий экстрасенс может.
– Хорош прикалываться. Как там Федька твой поживает?
– Да вроде бы ничего. Я ведь его почти не вижу. Ухожу – он еще спит, прихожу – он уже спит. То командировки у меня, то у него друзья-приятели.
