— Так зачем пришла?
Ее глаза сверкнули синим огнем.
— Я подумала... — выдавила она сквозь зубы.
Ничего она не думала, просто не могла не прийти, так как была влюблена в этого грубияна.
— Можно мне выпить чего-нибудь? — она кивнула на стакан с виски.
— Можно. — Он подошел к бару и плеснул ей немного виски. — Для храбрости? — насмешливо спросил он.
— Для храбрости, — согласилась она и проглотила огненный напиток. — Всегда ненавидела эту гадость. — Сморщившись, она поставила стакан на столик.
— Зачем же тогда пила? — Джонатан пожал плечами. — Я принесу тебе красного вина. — Он быстро скрылся.
Его исчезновение давало время на передышку Впрочем, она и не думала, что встреча будет легкой.
Тори издали вглядывалась в ноты, но не рискнула подойти: Джонатан мог вернуться в любую минуту.
Она боялась представить, что могло за этим последовать
— Ну вот и я. — Джонатан протянул ей стакан красного вина. — Я опять потревожил запасы «Жевре-Шамбертена», — без всякого раскаяния проговорил он. — А почему ты не садишься? Не могу же я сидеть, когда дама стоит.
— Хочется постоять. А ты садись, — сказала она. Тогда они хоть будут на одном уровне, а то сейчас он возвышался над ней, как готовая рухнуть башня.
— Так что ты говорила? — спросил Джонатан, устраиваясь в кресле и не спуская с нее настороженного взгляда.
Она сглотнула.
— Я говорила, что хочу услышать твои песни, о которых мне рассказала Мэдисон.
— Я спрашиваю — зачем?
Тори пожала плечами.
— Я певица и исполняю песни.
Джонатан сердито сжал губы.
— По-моему, тебе и так хватает. Моя сестрица постаралась дать мне полный отчет о твоих достижениях на музыкальном поприще.
Она покачала головой:
— Извини, должно быть, ты подумал, что я жаловалась Мэдисон.
— Ничего я не подумал. Я хорошо знаю Мэдисон и понимаю, что у нее свой взгляд на ситуацию.
На какую ситуацию?
Она пришла, чтобы распутать клубок их отношений, а он запутывается еще сильнее.
— Итак, я снова спрашиваю: по какой причине знаменитая Виктория Кэнан интересуется моими жалкими потугами в песнетворчестве? — Джонатан не спускал с нее сердитого взгляда.
Она тряхнула головой.
— Судя по тому, что я слышала в воскресенье, это совсем не жалкие потуги. Мне хотелось бы посмотреть, чтобы...
— Для чего, Тори? — почти выкрикнул он и резко встал, его лицо стало похоже на маску. — Мне плевать, что наговорила тебе Мэдисон, не нужно мне никаких благотворительных жестов!
— При чем здесь благотворительность? — взорвалась она и, сверкая глазами, уставилась на него.
— Я не верю тебе! — заорал ей в лицо Джонатан.
Она гордо выпрямилась и вздернула подбородок.
— Я никогда не лгу.
— Да ты только что солгала, когда заявила, будто не знаешь, кто написал песню, которую ты слышала в воскресенье.
Она возмущенно втянула воздух.
— Это была не ложь, а попытка тактично начать разговор.
— Попытка не удалась, — рявкнул он.
— Я поняла, — ответила она. — Господи, Джонатан, неужели ты так погряз в жалости к самому себе и страдаешь от раненого самолюбия, что не хочешь понять человека, который искренне интересуется...
— Я не страдаю от раненого самолюбия. — Голос у него снова стал злым.
— Тогда ты очень искусно притворяешься!
— Что ты вообще знаешь об этом? — он с вызовом смотрел на нее.
— Да стоит побыть в твоем обществе несколько минут, как твоя проблема становится понятной любому.
— В самом деле? — В его голосе зазвучали угрожающие нотки. — И какова же моя проблема?
Тори трясло от ярости, но к этому ощущению примешивалось еще что-то. Ей хотелось обнять его, прижать к себе и держать крепко-крепко, пока вся его боль не исчезнет навсегда.
— Я уже сказала, ты — нытик с раненым самолюбием, и причины я не знаю.
— Конечно, не знаешь, — криво усмехнулся он.
— Так скажи мне, — умоляла она, — поговори со мной!
Он не сделал ни одного движения, но Тори почувствовала, как он внезапно придвинулся.
— Наше знакомство до сих пор складывалось не лучшим образом, — пробормотал он, — я предпочитаю другие средства коммуникации. — И он впился в ее губы.
Нет, не так, не со злостью, хотелось крикнуть Тори!
Поцелуй едва не лишил ее дыхания; она знала, что Джонатан не остановится, как в прошлый раз, — он намерен довести дело до конца. Он намерен взять ее.
Она также знала, что не сможет противостоять ему.
Не так это должно быть! Нельзя без любви!
Она уперлась кулачками ему в грудь, рывком оторвалась от его губ.
— Нет, Джонатан, — простонала она, тряся головой. Слезы ручьями струились у нее по щекам, она умоляюще смотрела на него снизу вверх.
Щеки у него окрасились темным румянцем, глаза потемнели и стали почти черными.
— Почему? — Он все еще удерживал ее в стальном кольце своих рук. — Мы хотим друг друга, и ты это знаешь.
Еще бы ей не знать! Но она также успела убедиться, что, кроме физического желания, он не испытывает к ней ничего.
— Я не готова выслушивать обвинения в том, что отдалась тебе, чтобы получить твои песни. — Она насмешливо скривила рот.
Джонатан отшатнулся, руки упали.
— Я бы никогда так не подумал.
— Обязательно подумал бы, — уверенно сказала Тори, отступая. — И не только это.
Несколько долгих секунд он смотрел на нее молча, взгляд вновь стал ледяным.
— У тебя очень низкое мнение обо мне, — наконец произнес он.
— Не о тебе, Джонатан. — Она покачала головой. — О людях вообще. — Чего только она от этих людей не натерпелась!
— Я никогда не считал себя частью толпы! — огрызнулся он.
Тори пожала плечами.
— И тем не менее я хочу выяснить все раз и навсегда. Мне нужен новый материал, не похожий на прежний, привычный. Что-нибудь вроде того, что я слышала в воскресенье.
Взгляд Джонатана не потеплел.
— Извини, я не верю тебе. За всем этим я усматриваю вмешательство Мэдисон и Гидеона.
— Да считай как хочешь, — нетерпеливо ответила она. — Я не благотворительная организация, а ты не нуждаешься в опеке. Если мне понравятся твои песни — а это еще надо посмотреть! — мы заключим контракт в полном соответствии со всеми требованиями.
Джонатан продолжал скептически смотреть на нее.
— Ну вот уже и проблема появилась.
— То есть?
Он шутливо склонил голову.
— Я не пишу песен, я пишу только музыку без слов.
— Так это еще лучше, — оживленно заметила она, — ты пишешь музыку, а я слова.
