— Хотелось бы верить тебе.
— Это правда, Эдвард. Это действительно так.
Он долго смотрел ей в глаза и, кажется, остался доволен.
— До встречи, сестренка!
Шаги Эстер становились все медленнее и медленнее по мере ее приближения к лагерю. Но это происходило не из-за боли в ноге: гораздо больше ее беспокоило, в каком настроении будет Гордридж.
К ее удивлению, он жарил на решетке сосиски к завтраку. Белые плавки сменились голубыми шортами и рубашкой, вокруг талии было обвязано кухонное полотенце. Кругом шныряли вездесущие птицы-пересмешники в поисках остатков пищи. Он взглянул на Эстер совершенно бесстрастно, без намека на какое-либо волнение.
— Я сама смогу приготовить завтрак, — сказала она.
В его глазах появилась насмешка.
— Когда ваша нога заживет. Кстати, почему вы не одеты? Ах да, вы ведь, кажется, уже приступили к осуществлению своего плана и начали соблазнять меня!
Так он действительно обвинял ее в том, что произошло! Эстер была глубоко оскорблена, глаза ее вспыхнули.
— Если вы считаете, что я напрашивалась на тот поцелуй, то невозможно выдумать ничего нелепее!
— Разве? — Он явно ей не верил. — Если вы не хотели, то почему не остановили меня? Что-то говорит мне о том, что…
Эстер в бешенстве прервала его:
— Разумеется, не хотела! Это самое последнее, чего я могла бы пожелать! И позвольте мне сказать, мистер Гордридж, что я невысокого мнения о мужчинах, которые целуют замужних женщин.
Не дожидаясь ответа, Эстер повернулась и направилась к палатке. В своем гневе она совершенно забыла о больной ноге и едва не вскрикнула, наступив на нее. С трудом сохраняя равновесие — душевное и физическое, — она все-таки попыталась удалиться с достоинством.
Оказавшись внутри, Эстер рухнула на кровать. Слезы наполнили глаза и полились ручьем. Как она справится со всем этим теперь?!
Последующие дни были для Эстер самыми тяжелыми. Поцелуй Гордриджа преследовал ее днем и ночью, и она ничего не могла с этим поделать. От одного взгляда на него у нее начинало сосать под ложечкой, и Эстер чувствовала себя совершенно разбитой.
Единственным спасением было то, что Гордридж и Эдвард отсутствовали большую часть времени. Над самодельным столом был натянут тент, и она приступила наконец к печатанию книги Гордриджа. Как ни странно, работа увлекла ее; некоторые наблюдения автора были очень интересными. Эстер даже пожалела, что так мало знает об этой столь важной стороне его жизни.
Она купалась в лагуне всякий раз, когда ей становилось очень жарко, и там же стирала свое белье — это было идеальное место для стирки, поскольку морские приливы и отливы дважды в день меняли в лагуне воду. Еще в ее обязанности входило забирать воду из дистиллятора и затем охлаждать ее в холодильнике. А иногда она просто сидела и наблюдала за повадками птиц и игуан.
Ее радовало, что Эдвард был доволен. Каждый вечер он возвращался в лагерь усталый, но счастливый, и у него больше не повторялись приступы мигрени. Пребывание на островах явно шло ему на пользу.
Гордридж, казалось, тоже пребывал в хорошем настроении. О том злосчастном поцелуе он явно забыл и в разговорах с Эстер вообще избегал личных тем. Так продолжалось до тех пор, когда однажды вечером Эдвард ушел в палатку писать свои заметки, а Гордридж посмотрел на нее каким-то отстраненным взглядом и сказал:
— Вы выглядите не очень хорошо, Эстер.
Они сидели вдвоем в сумерках наступающей ночи, и Эстер почувствовала смутное беспокойство.
— Со мной все в порядке, — ответила она с широкой и, как ей казалось, убедительной улыбкой.
— Может быть, вас беспокоит ступня?
— Нет, — покачала она головой. — Ну, может быть, немножко…
— В таком случае, вам, очевидно, просто не нравится здесь. И это можно понять: на острове слишком тихо, вам не хватает компании других людей. — Он говорил совершенно безапелляционно, не давая ей вставить слово. — Но если вам не нравится все до такой степени, что вы не можете скрыть своих чувств, тогда я предлагаю вам уехать. Я вызову по радио катер, и вы сможете вернуться в Лондон, как только это будет возможным. — Его глаза напряженно и внимательно всматривались в ее лицо. — Разумеется, и Эдвард тоже: мне бы не хотелось разлучать вашу дружную семью.
Его неожиданные слова словно обдали ее ледяным ветром, и Эстер поняла, что немедленно должна спасать положение. Эдвард никогда не простит, если она сейчас все испортит.
— Я никогда не говорила, что мне здесь не нравится! В этих островах есть нечто особенное, поражающее воображение… Я вовсе не хочу возвращаться домой!
— Признаться, во время нашей прогулки у меня действительно создалось впечатление, что вам здесь понравилось, — согласился он. — Поэтому остается лишь одно объяснение вашего странного поведения. Ведь вы уже несколько дней практически не разговариваете со мной!
Сердце Эстер неприятно застучало.
— А как, по-вашему, я должна была вести себя с вами после того, что произошло? Тем более, после вашего заявления о том, что я спровоцировала поцелуй?!
— А разве нет? — спросил он, безжалостно изучая ее своими голубыми глазами.
— Совершенно определенно нет! — Эстер вздернула подбородок.
— Может быть, вы сделали это непроизвольно? Может быть, вы так привыкли использовать свое тело для достижения намеченных целей, что это стало вашей второй натурой? Вы — чрезвычайно опасная женщина, Эстер Килинг! Неудивительно, что вы, как магнитом, притягиваете мужчин.
Это звучало просто убийственно, но главное — было бесконечно далеко от действительности!
— Кого это, по-вашему, я притягиваю?
— Тома Харди, например! — отрывисто ответил он. — И только небо знает, скольких еще до этого! Вы сами признались, что у вас были другие мужчины — не исключено, что уже после знакомства с Эдвардом. Вы когда-нибудь были преданы одному человеку, Эстер?
— Вы просто сумасшедший, Филип Гордридж, — медленно произнесла она. — Думаю, что вы пытаетесь скрыть собственную слабость.
Голубые глаза угрожающе сузились.
— Слабость, Эстер?
— Да, слабость! Только слабый, безвольный мужчина позволит себе целовать… женщину, которая не свободна!
Его губы сложились в презрительную усмешку.
— И только разочаровавшаяся женщина станет целовать другого мужчину. Может быть, на вас оказывает столь глубокое влияние то, что вы спите в отдельных палатках?
— Разумеется, нет! — Эстер возмущенно выпрямилась. — Просто мы… очень тактичны и не афишируем свою интимную жизнь.
